Правой руке не хватало одного пальца.
— Нет. Вот так. Хороший мальчик. Красивый мальчик.
Юга закрыл глаза.
Точка, в которой находился он, была лишена привязки пространственной. Единственное — знал точно — он был ее центром. Средостением. Жемчужиной этой черной мантии.
Ихор, темная темянная вода, держала его в себе бережно и цепко, как смола муху. Он мог остаться, никто бы не сыскал его здесь. Выписать себе из общего информационного поля. Как сделали остальные. Все они были здесь, Юга чувствовал, осязал их кожей, волосами, ставшими ихором.
Другая форма, та же сущность.
Надо возвращаться, подумал.
Надо. У него было к кому. У него было зачем.
Он не желал спокойствия.
Тогда возьми, сказали ему.
И память его народа хлынула со всех сторон, и вся черная вода обернулась вдруг — его волосами.
Шерлом.
Он вынырнул, проскреб ногтями, срывая водоросли и улиток, рванулся вверх, но ушел вниз. Небо над головой было круглым и сжатым, как кулак.
Когда он выбрался, вокруг порозовело. Рассвет принес туман и влажный цветочный запах. Юга кое-как откинул с глаз тяжелые, точно мертвые, волосы. Лег навзничь и лежал, не чувствуя ничего.
Очнулся, когда его дернули за плечо, кольнули мясо, будто ножом. Юга вскинулся, и пес с рычанием отпрянул.
— Пошо-о-ол, — прохрипел Юга, слепо шаря в поисках палки или камня.
Рука ухватилась за мягкое. Третий глянул и поднялся, словно трезвея от холода. Вкруг него лежали мертвые. Неизвестной силой схваченные и уложенные странно, будто в хоровод, центром которого был злосчастный колодец.
— Не я же вас уморил, — прошептал Юга, дико оглядываясь. — Не мог я…
Осекся, почуяв присутствие. В нескольких шагах от него замер всадник. Странным был скакун — будто из золота отлитая насекомная, многоногая тонкая тварь. Но и всадник не выглядел обыкновенным. Они смотрели друг на друга долго, целое мгновение, а затем скакун в одно движение оказался рядом. Юга отшатнулся, рука всадника ухватила пустоту.
Золото, вспомнил Юга. То, что он видел перед падением.
Всадник казался выростом на спине своего скакуна. Ни седла, ни упряжи. Лицо в желтой чешуе. Доспех из жесткой красноватой кожи, шлем в шишках. Глаз не видно.
— Ай, чего ты хочешь, чучело, — прошипел Юга, когда всадник пустил скакуна кругом.
Хрустнуло костями сзади и в круг влился еще один подобный. То же золото, тот же доспех. Еще один выехал из раскуроченных ворот. Они молча двигались вокруг Юга и тот, устав кружиться, замер на месте.
Он не понимал их намерений, но трупы человековы были вполне красноречивы. Кто-то из убитых сжимал в руках топор или сулицу, у Юга же при себе ничего не было.
Как, шепнули голоса в голове. Мы все с тобой.
Это хорошо. От понимания у Юга заколотилось в висках. Просто, совсем просто. Хорошо, что всадники шли кругом. Сами лезли в воронку.
Юга собрался, сжался, приставил локти к туловищу. Выпрямился резко, струной, выбросил вверх раскрытые ладони, раскинул руки и закружился вместе со всадниками.
Волосы с шелестом развернулись из косы, легли на спину, точно прилипли.
Он танцевал, сливаясь с ритмом всадников, с дробным движением ног скакунов, с тихим их дыханием, с запахом цветущих деревьев и разлагающихся тел.
Когда попытались накинуть аркан, было поздно. Юга закончил танец, оборвал его, точно рыбу подсек — одним сильным движением.
Витрувий называл эту хореограмму Мясорубкой и именовал стандартной защитной реакцией.
«Если же случится Третьему быть окружену, то исполняет он танец из свободных связок, используя доступное пространство. Вяжет воедино подручные средства и погружает угрожающий субъект, физическую его, белковую оболочку в измененное состояние. Такое именуется Мясорубкой, ибо имеет схожесть в цикличном вращении, в погружении и в результате мясного продукта на выходе».
Юга оставил поселение. Людей там не встретил — либо умерли все, либо живые спрятались. Себе ничего не взял, до ночи тащился по тракту. Переночевал в кустах, утром напился холодной воды из реки, съел горсть ягод, от которых вязало щеки и язык. Золотым шаром выкатилось солнце, давило сверху.
Сперва услышал воду и людей, только потом, взобравшись на холм над рекой — увидел. Людей было множество и они строили что-то. Лагерь. Полевое жилье себе, понял Юга.
Его тоже увидели. На берегу стояли четверо. Трое людей и один длинный, не такой. Он смотрел в его сторону. Люди, завидя Юга, крикнули пару раз, а длинный сказал что-то резкое прочим. Махнул рукой, не раздеваясь, вбежал в воду, врезался плечом в волну. Пересек реку за пару гребков.
Юга сел, чувствуя, как кости его тяжелеют, немеют от подступающей, долго сдерживаемой усталости. Засмеялся.
Прикрыл глаза, а потом вовсе лег на спину.
Рядом с ним опустились в траву, обдали запахом речной воды и сухого, степного ветра. Юга приоткрыл рот, ловя его небом. Прижал языком.
— Я не мог связаться с тобой.
— Может, лучше бы и вовсе не связывался, пастух.
Выпь наклонился и быстро прикоснулся лбом ко лбу.
Юга поднял руку, не сильно дернул его за волосы — густые и крепкие, как шерсть большой дикой собаки.
— Скажи, что здесь творится?
Глава 13
Было так.
Выпь встряхнул ихор. Худое с ним творилось. И с ним, и со всем Лутом.
Но больше всего Второго тревожило, что он не может связаться с Юга. Тот как в воду канул. Возможно, дело было в особой подвижности Лута. Да. Наверняка.
Выпь выдохнул, отвлекаясь, глянул за борт. Пассажиров на тэшку набилось изрядно. Люди волновались, слухи ходили, точно волны — один за другим.
Говорили, что Хомы не подчиняются более Князьям. Что дичают и ловят корабеллы на завтрак. Что народ сходит с ума и бесится. Что там, где было два Хома, утром стал один, ибо они слились. Или сильный пожрал слабого, подумал тогда Выпь.
Башня призывала сохранять спокойствие и, если не слушались ее голоса, подчинялись ее железной руке. Наводить порядок она умела. Гвардейцы стояли плотно, в любой портовой воронке.
Странно, что когда-то он знал только Хом Сиаль.
Выпь поднялся. Не собирался толкаться, спешить ему было некуда. Наблюдал, как люди спускаются по сходням. У корабелл дежурили гвардейцы. Смотрели в лица, некоторых отводили в сторону.
Второй задумчиво коснулся ладонью горла.
Один из гвардейцев жестом велел путнику обнажить голову и тот послушно откинул капюшон. Лохматый, каштановый, без бороды. И высокий.
Выпь глянул по сторонам. Уходить было некуда. Даже если чутье верное и искали его.
Пригладил клык дикты и пристроился в хвост очереди. За ним подтянулись еще — такие же неспешники, с узлами и барахлом. Выпь старался не выдавать волнения. Ему глянули в лицо — и отвернулись, махнули рукой.
Выпь успел пройти пару шагов, а потом его окликнули.
Назвали по имени.
Второй обернулся и встретился взглядом с долговязым мужчиной. Лицо у него было не злое, одежда — опрятной.
— Здравствуй, Второй, — негромко промолвил, подходя близко. — Меня зовут Эдельвейс. Я помощник арматора.
В рисунке узкого рта жила решимость. Человек, несмотря на мягкое лицо, отступать не привык.
— Пора платить по счетам, Второй. Ты нужен Башне.
— Рыжему Гаеру? — Выпь нарочито понизил голос, беря его под власть. Руки сложил перед собой, пальцами правой руки крепко обхватил запястье левой. — Башня должна мне за то, что сотворила с Юга. За бесчестный обман.
— Гаер вывез вас с Хома Сиаль. Укрыл от глаз Первых. Сделал все, что обещал, — мужчина кивнул гвардейцам, и те подчинились, обступили их. — Пойдешь сам или в цепях?
— Сам.
Не собирался драться — вздумай он махать диктой, могли пострадать люди, к их войне не имеющие отношения.
