Они ушли от корабеллы миром, провожаемые любопытными взглядами.
— Вы, похоже, тоже должник Башни, если служите ей так усердно, — сказал Выпь, когда их оставили в комнате гостиного дома.
— Должник, — Эдельвейс присел на подоконник, широкий, тесаный из белого камня с красными жилами. — Но не Башни, а лично арматора. Я манкурт.
Выпь промолчал. В комнате ему было тесно и душно. Эдельвейс жестом предложил сесть и ему, но Второй покачал головой.
— Что Гаер хочет от меня?
— Местонахождение Третьего вам неизвестно?
— Нет. И если бы знал — не сказал.
Эдельвейс вздохнул.
— Что же, я так и полагал. Милостью Лута, что хотя бы частица чернил в твоей крови осталась, иначе не нашел бы.
Выпь вспомнил, как арматор украсил его запястье росчерком пера. Черный тот рисунок сгинул, ушел под кожу, но работу свою исполнил. Маячок крови.
Эдельвейс же поднялся, взял со стола орех, искусно выполненный из резной кости. Разъял две половинки скорлупы и выплеснул содержимое — искристую пыль. Выпь зажмурился от блеска, а когда вновь открыл глаза, вокруг стояла темнота и плыл Лут.
— Это последние слепки Лута, — глухо сказал Эдельвейс.
Выпь коснулся зонтега Хома — на подушечках пальцев осталась радужная пыльца. Точно от крыл душки.
— Не замечаете ничего необычного, Второй?
— Я не капитан, — Второй осмотрелся.
Шагнул ближе к золотом горящему Хому.
— Я не капитан, но это странно. Никогда не видел… подобного.
Эдельвейс встал рядом, плечо в плечо.
— Это заражение. Золото. Оно влияет через Хомы на Князей, а через Князей — на Хомы. Подчиняет их и лишает своей воли. Точно как молочный паук. Хом остается жить, но на его условиях. Посмотрите сюда, Выпь. Раньше это был один Хом. Теперь их два в одном.
Выпь наклонился, рассматривая новообразование.
— Но как это возможно? Хомы не сливаются.
— Нет. Но раньше способны были на такое. А еще Хомы не ловят корабеллы, по крайней мере — давно этого не делали.
Выпь выпрямился, посмотрел в лицо помощнику арматора.
— Что происходит?
— Тамам Шуд. — Выдохнул Эдельвейс и словно потемнело в комнате. — Это Нум, Второй. Они пришли с другой глубины, и их предводитель ведет армию. Их провестник — золото. Золотая пыль. Теперь они идут лавиной, дальше пойдут хамсином и саккадой. Быстрее, чем вы можете себе представить.
Выпь нахмурился. Золото, значит. Вот что наблюдали они с Готтардом.
— Чего они хотят?
— Тамам Шуд суть явление, регулятивный механизм. Он отклик на состояние Лута. Что-то вызвало его, призвало. Разрешило прийти. Хангары его желают обитать на новых территориях, вытеснив или поработив нынешних хозяев.
Второй медленно кивнул.
— Вы собираете армию?
— Башня и послушные ей Хомы собирают Отражение. И Арматор желает, чтобы вы вступили в его ряды. Ваши… способности могут стать незаменимыми.
— Но если я откажусь?
— В таком случае, — Эдельвейс вздохнул, — в таком случае пострадает ваш спутник. Третий. Вы знаете о его заключении в Башне и знаете, что арматор проводил над ним некоторые эксперименты. В его голове пластина. Бомба. Если Гаер пожелает, она убьет его в мгновение ока.
Выпь быстро выдохнул через зубы.
— В таком случае при нашей встрече с арматором я пожелаю ему… долгих лет.
Эдельвейс покачал головой.
— Лучше бы вам послушаться, Выпь. Это мой добрый совет. Вы оба мне симпатичны, правда. Такая привязанность и верность заслуживают по крайней мере уважения.
Выпь прикрыл глаза. Спросил, справившись с собой:
— Когда мы отправимся?
— Завтра утром. Я найду вас, пока отдыхайте. Комната ваша.
Выпь помедлил но все-таки окликнул Эдельвейса.
— Постойте. Вы действительно не знаете, где находится Третий? Разве вы…не клеймили его?
Эдельвейс вздохнул, потер лоб.
— К сожалению, сигнала нет. Думается мне, это все хаос Лута.
***
Выпь сделал еще несколько попыток связаться с Юга. Безуспешно. Сигнал был мертв. Где он, что с ним — Второй мог только гадать. От беспокойства, смутного и томящего, его даже подташнивало.
Самым правильным было бы лечь отдыхать, но сон не шел. Второй метался по тесной комнате, пытаясь сообразить, какие еще средства связи доступны Луту.
Доступны им двоим.
Браслет на запястье был по-прежнему холоден и это странным образом успокаивало. В конце концов, измучившись, Выпь оделся и спустился вниз. Был тот период, когда спали все — и люди, и животные, и птицы. Второй прошел пустой зал, выбрался на улицу.
Приморский город был погружен в ночь, как перо в чернила. Через равные промежутки на стенах домов ровно горели лампы, откуда-то издалека доносилось бледное женское пение.
Выпь постоял немного, слушая ночь закрытыми глазами, а потом решительно направился вниз по улице. В сторону моря. Большой воды.
Я скучаю, подумал.
Что они знали друг о друге, в сущности? Сиаль, становье, побег, Серебрянка и Городец, Лут, Башня, Лут, корабелла, Ивановы, Рыба Рыб. Короткие промежутки между, но втиснутые в этот неутомимый бег, что могли они?
Снова врозь.
Ему не хватало Юга почти до физического ощущения пустоты подле себя. В постели он по привычке жался к краю, оставляя место. Умом он знал его хуже, чем подспудным, натурным чутьем — рост, вес, запах, тембр голоса, дыхание.
Море шелестело мерцающим подолом, на песке о такую пору было ни души.
Выпь смотрел, чувствуя, как зарастает душу глухая тоска отчаяние. Предчувствие. Второй дрогнул.
Закрыл глаза, откинул голову и — запел.
Глава 14
Михаил выслушал его, не перебивая. Не выказал даже тени удивления или недоверия. Лина это приободрило. Кажется, Иванов не считал его сумасшедшим придумщиком.
— Хом Полыни. Да. Не самое приятное место в Луте.
— Но мне нужно быть там. И я буду, — Лин сжал кулаки.
Михаил наклонился, погладил кошку, вьющуюся у его ног. Лину тоже перепало нехитрой кошачьей ласки, а от бульона и тепла его вело в сон. Дождь закончился, в саду перекликались птицы, в приоткрытое окно, поддевая белые занавески, тянул лапы ветер.
— Значит, будешь, — промолвил Михаил веско.
Поднял глаза на Первого, раздумывая.
— Но одного я тебя не отпущу. Отлежишься, поедем к твоему Нилу вместе.
Лин запротестовал:
— Я не…
— Возражения не принимаются.
— Но что ты спросишь взамен? — выдавил из себя Первый.
Михаил поглядел еще раз. Так, что у Лина уши жаром налились.
— Я от тебя ничего не потребую. — Проговорил Михаил терпеливо, едва ли не по слогам. — Ты, кажется, и без того делаешь это не для себя. Едва ли защита человечества то, что нравится тебе на самом деле.
Лин растерялся, не нашелся с ответом. Он никогда не задавался вопросом, чего хочет сам. Да и не спрашивал никто… Защищать людей, спасать людей, сражать Оскуро. Еще он любил рисовать. Но это дело казалось таким мелким и неважным в общем течении жизни, на фоне таких событий…
— Мне нравится рисовать, — признался Лин неожиданно для себя.
Поднял глаза на Михаила, робко улыбнулся. Тот усмехнулся в ответ.
— Это потрясающе. А я столяр. Мне нравится работать с деревом.
— Здорово, — прошептал Лин, — столяров я еще не видел.
***
Ночью Лин забылся не сразу. Добрый хозяин выделил ему целую комнату на втором этаже, с окном. Только попросил не закрывать дверь до конца, чтобы свободная кошка Машка могла ночным дозором обходить владения.
Первый, взяв ихор, смотрел, что творится в Луте. Волновался, прикусывал костяшки пальцев. Лут трясло в лихорадке, и причиной тому был сепсис Нума. Лин мало знал о нем. Но еще больше его тревожила Чума. Если она задела его, значит, остальным тоже досталось.
