— Необычный, да, — кивнул охотник, дожевав. — Угробил ты, Стас, сегодня редкий образец, плод ещё более редких прогрессивных идей — пороховой двигатель.
— Пороховой? Это как же, он прямо вот так на порохе что ли работает?
— Ну, не совсем. На чистом порохе только реактивные двигатели работать могут, твердотопливные. А тут это… — Коллекционер задумался. — Бля, вылетело из головы. Раствор… Раствор… Водонитратный раствор, — вспомнил он, наконец. — Или азотное топливо, как они его ещё называют. Башковитые ребята, — Коллекционер легонько попинал голову мёртвого водителя. — Замечательный движок смастерили. Помощнее бензинового будет, и греется меньше. Одна беда — жрёт много. Бак нужен в два раза больше обычного. Но зато от нефтяников никакой зависимости. Пришёл караван, не пришёл — насрать. Машины всегда на ходу.
— А что же кроме них никто такие движки не делает?
— Хе. Сделать-то не проблема. А заправлять его чем? Эти ж суки, — голова водителя качнулась, получив уже более увесистый пинок, — рецептурой топлива делиться не хотят. Всё в тайне держат.
— Зря мы, наверное, их грохнули, — посетовал Стас. — Надо было живьём брать, да расспросить, как следует.
— Думаешь, ты один такой умный? Пробовали уже. Молчат. Им за разглашение четвертование у себя полагается. При чём четвертуют не только предателя, но и всю его близкую родню. И не поймёшь главное, — развёл охотник руками, — чего им с этой тайны. Ладно бы там планы какие строили грандиозные. Танки на пороховом движке, к примеру. Но какие на хрен планы могут быть, когда их брига не больше четырёх сотен человек имеет? Вот и получается, что ни себе, ни людям. А всё жадность блядская. Жадность и трусость — главные тормоза прогресса. Ну ладно, — Коллекционер встал, стряхнул крошки со штанов и взвалил на плечо пулемёт. — Хорош лясы точить, выдвигаться пора. Нас ждёт город мечты.
Солнце, не спеша, продолжало ежедневный обход своих владений, и пустошь менялась, равняясь на него. Розовато-бурая, предрассветная, вспрыснутая багрянцем рождающегося в крови светила, она постепенно освобождалась от ошмётков небрежно сброшенной плевры и обретала новое лицо. Суровое, обветренное, покрытое шрамами. Мягкая дымка рассеивалась, обнажая её сухую, истерзанную язвами кожу, сточенные гнилые зубы, торчащие каменными обломками, забитые тромбами старческие вены, выходящие наружу корявыми деревянными изваяниями. Солнце катилось к горизонту, и пустошь следовала за ним, тянулась к своему уставшему божеству уродливыми длинными тенями, горестно хмурилась, покрываясь глубокими резкими морщинами в бессильной печали и злобе, оттого, что не может вечно сохнуть в его обжигающих лучах, наслаждаясь бесконечным процессом самораспада. Пустошь темнела и… оживала.
Стас шагал, хрустя перекатывающимся под окованными подошвами гравием, и периодически матерясь. Не успевшие ещё усесться по ноге сапоги сбивали намотку, чем немало досаждали при ходьбе, однако берцы уже не спасали от усиливающегося с каждым днём холода, а потому отправились на заслуженный отдых в рюкзак.
— Твою мать! Как же вы задрали! — Стас уселся на ближайшую кочку, скинул сапог и, бубня себе под нос страшные проклятия, принялся в очередной раз перематывать портянку.
— Ничего-то вы, нормальные, током не умеете, — посетовал Коллекционер, между делом прохаживающийся вокруг, но резко остановился, заметив торчащий у Стаса из-под локтя насадок ПБ. — Опять?
— Я, кажется, уже просил не заходить мне за спину?
Охотник отвесил издевательский реверанс.
— Простите великодушно. Не поспеваю за вашей паранойей.
— Это ведь очень просто, — Стас дождался пока Коллекционер вернётся в зону прямой видимости и сунул пистолет в кобуру с самого утра остающуюся не застёгнутой, после чего снова взялся наматывать портянки. — Нужно всего лишь держаться на виду, не шурудить руками под плащом, не играться с ножиком без надобности и не направлять как бы невзначай пулемёт в мою сторону.
— Он тяжёлый, — попытался Коллекционер ещё раз объяснить причину недавнего инцидента едва не закончившегося стрельбой. — У меня плечо затекло…
— Ладно-ладно, слышал я уже. Далеко до Арзамаса? — Стас вставил ногу в сапог и пару раз топнул, плотнее вгоняя её в неразношенную толстую кожу.
— Такими темпами часов восемь плестись будем.
— Далековато.
— А вот если бы не чья-то треклятая меткость…
Стас исподлобья взглянул на охотника и скрипнул зубами.
— Да-а, — протянул Коллекционер задумчиво, делая вид, что не заметил раздражения. — Сидели бы уже в кабаке. Эх, жратва, бухло… — он шумно втянул носом воздух, будто старался распробовать ароматы далёких блюд, и мечтательно мурлыкнул. — А то, глядишь, пожрамши, и девок бы сейчас тискали. Соскучился я по девкам. У-у-у, какие там крали есть. Загляденье. Наливные, сдобные. Особенно Зойка рыжая. Вот Сатана-баба! Прям возьмёшь так её за бока, и аж жар прошибает. Хороша стерва, — Коллекционер довольно хохотнул, прокручивая в голове незабываемые моменты, но весёлость быстро сошла с его лица, как только он повернулся к Стасу. — А вместо этого роскошного времяпрепровождения мне приходится целый день пешком тащиться по долбанной пустыне и любоваться на твою мерзкую рожу.
— Ну, у кого рожа краше — это ещё вопрос. А вот девки тебя сегодня точно не согреют, — Стас постучал ногтем по стеклу часов. — Нужно место искать для ночлега. В темноте через пустошь шагать мне как-то совсем не улыбается.
— Темнота — вещь относительная, — философски заметил охотник. — Хотя живность здешнюю дразнить, конечно, не стоит, — он посмотрел на багровеющую линию горизонта и, перекинув ПКМ на другое плечо, свернул влево от текущего направления.
— Куда? — окликнул его Стас.
— Есть здесь место одно. Для ночёвки, думаю, сгодится.
Стас провёл ладонью по листу жести, окрашивая кожу в охристый цвет, потом ухватился за металлическую дугу над головой и осторожно попробовал её на прочность.
— А вся эта халабуда на бошки нам не свалится? — поинтересовался он, недоверчиво осматривая предполагаемое место ночёвки.
— Обязательно свалится, если не прекратишь её раскачивать, — заверил Коллекционер.
Громадная, но чрезвычайно хлипкая на вид конструкция, выбранная охотником в качестве временного убежища, оказалась ни чем иным как остовом давным-давно отжившего свой век автобуса. Изъеденный ржавчиной скелет машины врос в землю. Днище, если оно вообще уцелело, покоилось сейчас глубоко под слоем глинозёма. Пластиково-дермантиновое убранство салона безвозвратно кануло в лету. О крыше теперь напоминали лишь каркасные дуги, обглоданными рёбрами торчащие по обе стороны от прогнувшегося «позвоночника». Единственное, что более-менее сохранились в этом некогда представительном и даже, как казалось Стасу, величественном транспортном средстве, были борта. Коррозия, разумеется, и их не пощадила, кое-где истончив жесть и сделав её не толще бумаги. В нескольких местах зияли дыры. Но всё же стены этой жестяной коробки ещё способны были отражать каждодневные штурмы не знающих усталости ветров.
