Все присутствующие словно по безмолвной команде посмотрели на плывущие вверху облака. Взяться здесь этой громаде кроме как с небес было некуда.
– Тут! – постановил Грабе. – Привал – и за работу! Время не ждет.
После обеда есаул распорядился:
– Рубите лес. Будем строиться.
– Чего будувать-то будем? – спросил Бык.
– Наверное, барак… Надо же нам где-то спать. – предположил студент, убивший семью.
– Тебе-то? Да держи карман шире. Под кустом заночуешь – и за то спасибо. А барак-то для господ.
– Баню, – предположил контрабандист. – Всякое дело лучше начинать чистым. По крайней мере, телом.
– Во-во, – откликался кто-то. – Только энто будет церковь. Православному арестанту без церкви невозможно быть.
Но нет, срубив совсем немного деревьев, есаул дал новый приказ: части арестантов приступить к постройке первого человеческого сооружения в этой совершенной глуши. Сие сооружение известно с младых ногтей каждому россиянину, и тем обиднее было, что никто него не угадал. За сим, далее работали молча.
– Не слишком ли рано?.. – спросил Грабе.
– А чего? Усегда сгодится! Пущай знают, что я не шуткую.
Наконец, последняя перекладина легла на место. Посреди поляны возвышалась простая русская шибеница.
– Хороша шибеница, – заметил есаул. Прям любо-дорого смотреть. Надобно обновить. Ваше благородие, дозвольте парочку повесить? Для пущей воспитательности?..
– Нет. Мы не для того их за тридевять земель тащили, чтоб на первой березе повесить. Впрочем, распорядитесь-ка собрать здесь всех…
Звание есаула относилось к восьмому классу табеля о рангах, и его владельца надлежало называть не иначе как «ваше высокоблагородие». Грабе был же просто «его благородием», и от есаульского чина его отделял один класса. Но казак понимал, что этот человек, прибывший издалека, наделен немалой властью, совсем не чета ему, сирому и косолапому, отправленному в этакую глушь натурально доживать до отставки.
За сим, есаул называл Грабе в соответствии со званием. Штабс-капитан предпочитал же обращаться по имени-отчеству.
Желание Грабе обрело форму полковничьего приказа. И очень скоро арестанты стояли, согнанные в коробочку. Их окружали казаки.
Все изображали внимание и делали вид, хотя всем было предельно ясно: ничего хорошего им не скажут.
Грабе хотел сказать что-то особенное, но оглядел серые арестантские лица и решил: перебьются.
– Господа… – начал он. Ответом ему был легкий смешок. – Господа арестанты… Я не знаю, что вас ждет в грядущем. Судьбы ваши, да и мою тоже вершить будет Государь Император. И вам дадена возможность своим трудом заслужить всемилостивейшее прощение. Только сразу скажу – провинившихся буду казнить безжалостно, за любое прегрешение. Повешу как виновного, так и того, кто будет прикован к виновному…
Среди арестантов зашипело: каждый полагал, что именно он выживет. Относительно прикованного такой уверенности не было.
– А за шо это, позвольте спросить? – спросил польский галантерейщик.
– Позволю, – спокойно ответил Грабе. – За то, что не одернул виновного, не остановил.
Затем повернулся к казакам, смерил их взглядом, от которого стало зябко.
Произнес будто для всех:
– А если потом кто из вас рот откроет не по месту, сболтнет по пьяни или жене… Того я найду из-под земли, лично закую в кандалы и отправлю туда, куда Макар телят не гонял. Ясно всем? Вопросов нет?
Если вопросы и были, их предпочли оставить на потом.
Дело шло к вечеру, Грабе хотел еще что-то приказать, но, посмотрев на уходящее все дальше на запад солнце, махнул рукой:
– Всем отдыхать!
***
Утром, после завтрака, арестантов разделили на две неравные команды. Большую отправили рубить лес и что-то строить. Второй, в которую попал Пашка, было велено копать яму.
Земля здесь была твердой, каменистой.
– Могилу роем… Могилу, пся крев… – бурчал под нос польский галантерейщик, хотя никто его об этом не спрашивал. – Есть шибеница – значит и могила нужна.
– Копай, копай… – отзывался сторожащий их казак. – Много для тебя чести – в могилу ложить.
Но, пройдя положенные могильные пол-аршина, было велено копать далее.
И, хотя на поверхности стоял излет лета, чем дальше спускались вниз, тем холодней становилось. На небольшой, в общем-то, глубине изо рта шел пар, на стенах ямы проступали острые иглы инея.
– Дай трохи дух перевести. – просил Бык. – Зимно тут, я змерз…
На удивление казак своей небольшой властью дал послабление, разрешил отдохнуть, вылезти из ямы.
Наверху Пашка увидел, как на холм рядом таскали заготовленные бревна.
Оставшимися мелкими ветками, еловыми лапами сверху прикрывали разбившийся корабль. Грабе сомневался, что это бы сокрыло инопланетное судно, если бы пришельцы серьезно его начали искать… Ну, а вдруг повезет?.. Лишним не будет.
Бревна же вбивали в землю, связывали перемычками. Крепили новые стойки, связывали их пеньковой веревкой, корой, городили новые этажи, собирали простенькую лестницу. Вверх карабкалась башня.
***
Строительством руководил есаул, сам же Грабе сначала бродил около тарелки, затем куда-то отправился верхом.
Вернулся ближе к обеду. Осмотрев башню остался будто доволен:
– Сгодится… Без единого гвоздя? – спросил он, задирая голову вверх.
– А как же!? – полуобиделся есаул. – Как сказано было! А на кой оно надо?
– Чтоб потом никто не нашел здесь гвоздей…
– Да не! Я про башню-то!
– Сюда должен прибыть «Генерал Скобелев».
– Эва! – удивился есаул. – А я-то, сирый, думал, что «белый енерал» сгинул. А оно вишь… Припасли его для тайных дел…
– Генерал Скобелев скоропостижно скончался, Царствие ему небесное. Прибудет дирижабль, поименованный его именем, – милостиво пояснил Грабе.
– Дирижабль?.. Вот ведь как… А шо это за штука такая будет?
Но Грабе уже не слышал его слов, а взбирался вверх, на мачту.
Оттуда озирал окрестности, но не видел ничего, кроме зеленого моря тайги, букашек-людей, снующих по поляне, да металлического блеска тарелки, лениво лежащей на боку.
Здесь на высоте он закурил сигару, неимоверно вкусную, самую дорогую из тех, которые можно было купить в Иване Ивановиче.
Спустившись, наведался и к яме, спрыгнул в нее. Попробовал на ощупь стены, кивнул:
– Достаточно… Идемте за мной!..
И арестанты, гремя кандалами отправились вслед за Грабе. Он велел собирать трупы пришельцев, относить их в холодную яму, где оные накрывали лапами папоротника.