– А 'кулаг'?
– 'Баркулаг вархан' – слышал, как она сказала? 'Кулаг' – это отряд или патруль. 'Баркулаг' – много патрулей. 'Баркулаг вархан имморграда' – 'много варханских патрулей в городе'. У последнего слова интересная конструкция: 'им' – то есть 'в' или 'среди', тоже прибавляется к слову, получается как бы новое существительное 'вгород' или 'внутригородье'. Город на лингвейке – 'морграда'. Мы плывем вдоль 'морграда Аргелис'. 'Града' – дом, а 'мор' – это когда чего-то очень много. Есть приставка 'бар' – десятки или сотни, а 'мор' – тысячи, десятки тысяч. 'Баркулаг вархан' – десятки или сотни варханских патрулей. 'Морграда' – тысячи домов, грубо говоря, 'тысячедомье', то есть 'город'. Ну а 'им-мор-града' – соответственно, 'в-внутри-города', но, в отличие от русского, у них все три части соединяются вместе: "им-мор-града" – "среди-множества-домов"… то есть "в городе".
– Значит, "Баркугал вархан имморграда" – "много варханских патрулей внутри города"?
– Ну да, именно так. А еще любопытно, как у них передаются наши падежи…
Мариэна прервала их филологические изыскания – теперь она говорила совсем спокойно. Присела, убрав револьвер, положила руку на весло.
– Не надо к берегу, – повторил Денис. – Позже. Впереди… Ку пата 'пикаграда'?
– Пикаграда имнекира маления иксачи диброва масси, – ответила Мариэна.
– Что значит 'пикаграда'? – забормотал Денис. – 'Града' – дом, 'гармада' – армейский дом, а 'пика'… Вообще-то это значит "энергия" или "сила"… Кирилл, слышишь? Не стоит плыть к берегу, там много варханских патрулей. Впереди эта пикаграда, какая-то постройка, у Мариэны там "маления", то есть друзья. Мы должны плыть к ним, они помогут.
Терианка все еще держалась за весло, холодные пальцы касались руки Кирилла.
– Друзья – то есть другие повстанцы? – спросил он. – В пикаграде их вторая база?
Вопрос Денис перевести не успел – справа донеслось жужжание. Над крышами со стороны Центавроса летели две искры, они быстро приближались.
– Гранчи! – Мариэна вырвала весло из руки Кира. – Хонназадор!
– Ложись на дно, – перевел Денис. – А точнее "Стань легшим-на-дно-мужчиной".
Искры разгорелись, каждая распались на три – и стало видно, что это самолеты с сигнальными огнями на фюзеляже и крыльях. Рокоча винтами, машины начали снижаться, одна взяла в сторону от лодки, другая помчалась прямо к ней.
Они упали на дно, Мариэна снова достала револьвер.
У машины был длинный узкий фюзеляж, похожий на торпеду, над кабиной вперед торчал штырь – может, оружейный ствол, а может, что-то другое. Под крыльями висели бочонки, тускло поблескивающие железными боками. Рокот накатил волной – и опал, когда самолет пронесся в сторону заброшенной части Аргелиса. Снизу корпус был украшен гербом: череп с торчащими по бокам лезвия секир.
Наступила тишина. Денис остался лежать, а Мариэна с Киром сели. Терианка махнула рукой вперед, сказала: 'Пикаграда ама' – и пошла к носу. Встала там, приложив ладонь козырьком ко лбу, с беспокойством глядя в сторону, куда улетели самолеты.
– Спроси, далеко ли плыть, – велел Кир. – И как долго?
Денис спросил, Мариэна ответила и повернулась к городу. На лице ее была тревога.
– Недалеко и недолго. Хотя мне никак не удается соотнести их время и наше.
– Еще спроси: много у варханов самолетов? – не отставал Кирилл. – И куда эти два полетели?
Денис снова принялся задавать вопросы, Мариэна нехотя отвечала – односложно, скупо, но Кирилл все равно продолжал спрашивать. Выяснилось, что за Центавросом есть аэродром – "гранчапада", то есть "самолетоместо". Там около трех десятков машин, "гранчей", как называла их Мариэна. В бочонках под крыльями яд, и пилоты сейчас распыляют его над заброшенной частью города, чтобы потравить магулов, а заодно и прячущихся там терианцев. Такие рейды происходят периодически, обычно повстанцы узнают о них заранее, но сейчас самолеты появились неожиданно.
Позади зажужжало, они оглянулись. Еще четыре искры летели к реке со стороны Центавроса. Две, круто свернув, понеслись над водой, и Мариэна с Кириллом упали на дно лодки. Самолеты промчались совсем низко, их обдало волной воздуха. Мариэна произнесла несколько слов, Денис перевел: "Не вставать, гранчи вернутся".
Лодка плыла дальше, рокот винтов то нарастал, то стихал. Раздался вздох, и Кир скосил глаза на Дениса.
– Что, плохо тебе?
Кирилл и Мариэна лежали лицом кверху, а ученый – книзу, уткнувшись носом в забранные кожей доски.
– Не переживай, рана не очень серьезная, – сказал Кир. – Леша с Яковом говорили, что в варханских пистолетах бывает ядовитая дробь, но в тебя-то пуля попала. И застряла неглубоко, кожу порвала, мясо немного, и все. Болезненно, наверное?
– Я очень мучаюсь от боли, – произнес Денис, не поднимая головы. – Хотя осознаю, что она не такая уж сильная.
– Так чего ж мучаешься? Терпи.
– А ты не боишься, Кирилл?
– Чего? – удивился тот.
– Всего этого. Всего, что происходит. Кажешься спокойным, даже флегматичным.
– Боюсь, конечно. Просто я вообще не очень-то эмоционально на окружающее реагирую.
Денис помолчал и объявил:
– Я умный.
– Ну, в целом, я тоже. Только вот пока что меня мой ум сюда привел. Не очень-то он мне много в жизни дал.
– Я умный, – повторил Денис, не слушая, – и я слабак.
Кир не слишком хорошо знал ученого, чтобы соглашаться с этим заявлением или опровергать его, хотя на подземной базе повстанцев, когда убегали от внезапно напавших варханов, Денис растерялся и вел себя не лучшим образом.
– Ботан, – продолжал спутник. – Ботаник. Помнишь, как нас этот…
– …Жлоб обозвал?
Низко над лодкой вновь пронесся самолет, и когда рокот винтов стих, съежившийся Денис сказал:
– Так вот он – не трус.
– Тупой, поэтому и не трус. Умный человек всегда найдет, чего бояться.
– Он сильный. Сильный духом, я так думаю. И те люди, с которыми ты пришел в 'Старбайт'. Ты сам… не знаю, кажется, тоже. А я слабак. Наверное, это издержки ума. Я ведь действительно умный. По сути, это я создал установку, которой мы поймали сигналы терианцев. Не шеф лаборатории, которую содержал Айзенбах, нет, идея принадлежала мне, да и техническое воплощение по большей части тоже. И я единственный, кто более-менее изучил их язык. У меня айкью за сто шестьдесят… хотя тесты эти условны, конечно. Умный – и слабак. Ботан. Повышенная чувствительность к боли, пугливость… Ничего не могу с этим поделать, трушу, это несознательное, невозможно контролировать. Я тебе завидую, – добавил Денис, поворачиваясь на бок. – Ты, наверное, тоже боишься, но хотя бы не так панически, как я.
