Если все так, то почему?
– …Нет, это…
Ясно как день.
Если все так, то ее мотив очевиден.
Ее единственное «желание» – приносить другим счастье. Остальное ее не волнует. И то, что она делает сейчас, тоже служит ее конечной цели.
Иными словами – Мария решила, что «Тень греха и возмездие» способна приносить счастье.
Я знаю, она давно уже ищет «шкатулку».
И вот она выбрала себе «шкатулку», и это – «Тень греха и возмездие»? Сила контроля над людьми?
– Какого… черта…
Я стискиваю зубы.
Следует ли это так понимать, что именно Дайя лучше всех понимает Марию и больше всех в ней нуждается?
Только –
– Только через мой труп.
Я знаю, что она собирается делать дальше.
В отличие от Дайи, она не будет устраивать больших шоу. Она будет подходить к людям по одному и, когда сочтет необходимым, подталкивать их на более счастливый путь.
Этот план невыполним и бесконечен.
Трата всей жизни на служение другим.
Но Мария с радостью посвятит всю свою жизнь счастью других.
Она будет в восторге от того, что смогла наконец сделать шаг вперед.
– Только через мой труп, – повторяю я себе под нос.
Она ведет себя так, потому что одержима «Аей Отонаси».
Она совершенно забросила себя.
– Я…
Если так, мое решение выглядит вполне очевидным.
– Я раздавлю и…
Я не оставлю ей ни капли надежды как «Ае Отонаси».
Единственное, что получит от меня «Ая Отонаси», – отчаяние.
– Я раздавлю и эту копию «Тени греха и возмездия», за которую ты цепляешься!
Это и есть луч надежды, который ты нашла спустя столько лет?
Мне насрать!
Плачь сколько хочешь – я не постесняюсь раздавить твою «шкатулку».
Я принял решение.
Вопрос теперь в том, как мне осуществить свои планы.
Дайя может [приказывать] Марии. Он может угрожать мне чем угодно. Он может пригрозить, что использует «Ущербное блаженство» на Юри-сан, и получить от меня все, что захочет. Если он прикажет мне уничтожить «Кинотеатр гибели желаний», мне придется его уничтожить. Если он прикажет мне отпустить Марию, мне придется ее отпустить.
– Нгг…
Что же я могу сделать?
Дайя по-прежнему стоит между мной и Марией. Если я не найду, как ему противодействовать, вернуть Марию мне не удастся, и я проиграю.
…Как ему противодействовать. Как ему противодействовать!..
В голову приходит –
Мой взгляд обращается к Харуаки, который совсем недавно просил у меня кое-что. Он хотел, чтобы я взял его и Коконе с собой в «Кинотеатр».
– Харуаки.
Да, в конечном итоге она – единственное слабое место Дайи.
– Пойдем встретимся с Коконе.
Мурашки бегут у меня по спине.
Мурашки бегут у меня по спине из-за того, что я планирую сделать.
✵
Моги-сан сказала, что хочет меня поддержать, но мы не можем просто взять ее с собой в «Кинотеатр гибели желаний»; поэтому мы поспешно вернули ее в больницу. А потом встретились с Коконе.
Мы позвонили ей заранее, так что она уже ждала нас на парковке возле общежития.
Едва увидев нас, Коконе прыгнула мне в объятия и прижалась к моей груди.
– Дайя только что прислал мэйл, – говорит она дрожащим голосом. – Он написал, что любит меня.
Она не поднимает головы.
Даже если бы она не дрожала, как осиновый лист, я легко догадался бы, что она плачет.
– Он впервые мне такое сказал с тех пор, как понял, что я изменилась.
Харуаки кусает губу, молча слушая ее слова.
– Я сделала выбор. И я не отступлюсь, – произносит она, подняв голову и глядя на меня красными глазами. – Я пойду и спасу Дайю.
Ее решимость непоколебима.
– Коконе…
Он, видимо, через е-мэйл непрямо дал ей понять, что любит ее. Очевидная ловушка, но ее это не останавливает.
Однако это льет воду на мою мельницу.
– Ты сделаешь это любой ценой?
– Да. Я отдам собственную жизнь, если потребуется.
Этот ответ я и хотел услышать.
Этот ответ я и хотел услышать; теперь я могу использовать Коконе, чтобы взять верх над Дайей.
– Коконе. Харуаки. Мы отправляемся в «Кинотеатр гибели желаний».
Я использую любовь Коконе к Дайе, но исключительно во имя возвращения моей Марии.
И все же Харуаки улыбается мне.
– Ты берешь нас с собой? Огромное тебе спасибо, Хосии! – и он стискивает мне руки. Крепко.
– Б-больно, Харуаки.
Но он не ослабляет хватку; его глаза неотрывно смотрят на меня, и по щекам начинают стекать слезы.
– Спасибо, Хосии!
А ведь то, что я возьму Коконе, вовсе не означает, что Дайя будет спасен.
По правде сказать, Харуаки, скорее всего, доведется увидеть конец Дайи. И все же он льет слезы облегчения, ошибочно полагая, что я принял это решение ради спасения Коконе и Дайи.
Наконец он отпускает мои руки.
Они горят.
– Ах…
Мое сердце внезапно раскаляется. Настолько сильно, что это почти невыносимо.
Чистые слезы, которые они проливают за Дайю, набрасываются на меня.
Они заставляют меня понять.
– Угг… гх…
Я смотрю на свои руки, нагревшиеся от крепкого захвата Харуаки. Эти руки обладают способностью давить «шкатулки» и уничтожать «желания» других людей.
Эти руки доказывают, что я сошел с пути человечности.
Мое намерение использовать чувства этих двоих во имя Марии доказывает, что я сошел с правильного пути.
Ибо то, что я собираюсь сделать, – это…
– Аааа…
Когда же я так заблудился? Нет – уже моя попытка убить Ироху-сан разве не свидетельствует, что у меня не все винтики на месте? У меня уже тогда были проблемы с психикой; я просто их не заметил, потому что Ироха-сан осталась жива.
Я хочу молиться за Дайю. Я хочу молиться за счастье Дайи вместе с Коконе и Харуаки. Я хочу плакать вместе с ними. Я хочу разделить их чувства, хочу вместе отправиться на выручку.
Но я не могу.
Я верну Марию. Я просто не могу не поставить ее возвращение превыше всего остального. Ничего тут не поделаешь.
Я изменился навсегда.
Заполучив «Пустую шкатулку», я превратился в чудовище.
– Уу… уууууу…
На моем лице слезы.
Но это не прекрасные слезы, пролитые за другого, как у Коконе и Харуаки. Это страшные, эгоистичные слезы; я оплакиваю то, чем я стал.
– Харуаки, Коконе.
Все, что я могу, – облечь свои истинные чувства в слова.
– Я правда люблю вас обоих.
Это единственное, что я могу произнести честно и искренне.
Харуаки обнимает нас.
Коконе рыдает.
Проливать такие ужасные слезы, как у меня, – величайший грех. Слезы Коконе стекают мне на щеку, их чистота словно молча обвиняет меня. От этого мне еще печальнее.
