к нам пожаловал! — радушно распахнул объятия крепкий мужчина, с густыми седоватыми волосами, перехваченными сзади в хвост. — Приветствую тебя, Данут, сын Арен!
Данут остановился. До него не сразу дошло, что мужчина приветствует именно его. Он до сих пор не особо верил, что его покойная мать была оркской принцессой.
— Здравствуй, матерый Пес, — вежливо поклонился Данут, как и положено молодому орку, при обращении к старшему.
— Меня зовут Гундарь, а это моя жена — Тачана, — показал Гундарь на стройную молодую женщину, спешившую к гостю с кувшином чистой воды.
— Рады приветствовать в нашем доме принца Хазорской пущи, — скромно потупила глаза женщина.
— Я не принц, — покачал головой Данут. — Моим отцом был Милуд, а свою мать я не помню. Да, — спохватился он. — А откуда вы меня знаете?
— Это не важно, — отмахнулся Гунтарь, а потом туманно изрек: — Мы много чего не помним, о многом забыли, но узнать принца, урожденного от благородной Арвен, мы обязаны.
Данут не стал дальше спорить и выяснять — как они узнали про его мать, про него, а просто подставил руки под струю воды. Захотят — сами расскажут, а нет, то и выспрашивать не стоит. Умывшись, как полагалось гостю, на пороге чужого дома, вошел внутрь.
Внутренний двор был вымощен булыжником, что тоже было признаком хозяйственности и зажиточности Гундаря и Тачаны. Даже в Тангейне не все улицы выложены камнем, а уж чтобы был вымощен двор простого пейзанина — так это совсем удивительно! Еще удивительно, что в этих местах — вот это парень знал точно, с камнем было не очень хорошо. В Тангейне, например, камень для строительства добывали в подземных каменоломнях, а большинство зданий было фахверковыми. Здесь, на берегах реки Кошь, и на побережье Ватрона, камень был редкостью. Вселении орков, например, почти все здания были деревянными. Для мастерских и лабораторий ученых, сложенных из кирпича, материал приходилось возить из Хандварка, что влетало в приличную сумму! Но спросить о происхождении камней парень не успел.
— Данут, ты хочешь сначала поесть, а потом вымыться или, наоборот? — поинтересовалась Тачана. — Мара уже пошла греть воду.
— Доченька наша, — пояснил Гунтарь. — Хотя росточком мала, но все может и все умеет.
Данут хотел и вымыться, и поесть. Прислушавшись к себе, решил, что лучше вначале помыться, смыть дорожную пыль, болотную жижу, а главное — кровь файнов, попавшая на одежду, отчего-то жгла тело.
Для мытья у Гунтаря было приспособлено отдельное помещение, с большим котлом, железной печью под ним и деревянная лохань, в которую можно залезть целиком. В печке уже вовсю полыхали дрова, из котла шел пар, а у лохани возилась девчонка лет десяти — двенадцати.
— Вода у нас быстро греется, — похвастал хозяин. — Мы, когда собаки залаяли, поняли, что гости идут, а гостей и кормить надо, и мыть. Тем более, если гость совсем недавно сражался. А это и есть Мара, моя доченька.
— Привет Данут, — небрежно бросила девчонка, занимавшаяся тем, что наливала в лохань горячую воду из большого деревянного ведра.
Данут удивился, что отец разрешает дочери таскать тяжести, но ничего не сказал. К тому же, Мара держала ведро так, словно оно ничего не весило. Мысленно хмыкнув, парень начал рассматривать котел и печь.
Отец семейства, заметив, интерес гостя, принялся объяснять:
— У меня за стенкой насос стоит, я им воду качаю. Можно — на кухню, можно сюда. В этой половине бака горячая вода, здесь — холодная. А тут краники, чтобы воду в лохань набирать.
— Здорово! — восхищенно сказал Данут. — Я такое только у гворнов видел, в самобеглых колясках. Там у них тоже насос стоит, газолин качает.
— А я у гворнов и высмотрел, — признался Гунтарь. — У них, правда, конструкция посложнее, но нам и такой хватит. Я еще хотел трубы сделать, чтобы воду из котла в лохань не таскать, а девки мне говорят — не надо, пусть лучше так будет. Верно, Мара?
— Ага, — рассеянно кивнула девчонка. Посмотрев на гостя, сказала: — Я для тебя лохань со щелоком помыла, можешь не брезговать, кипятка налила, а холодянки сам добавишь, сколько нужно. В общем, горячую воду разведешь, на свое усмотрение. Сумеешь? Краник — это такая штука, как на пивной бочке — отвернешь, ведро под струю подставишь. Наполнишь, не забудь обратно закрыть. Ну, если забудешь, ничего страшного, воды у нас много. Руку в кипяток не суй, обваришься. Обваришь чего, тоже не страшно — мы с мамкой тебя вылечим, но больно будет. Мыло — вон на той полке. Полотенце сейчас принесу.
Дочь Гунтаря вела себя странно. Совсем не так, как положено вести себя девочке в присутствии взрослого парня. Данут еще помнил, что когда ему было столько лет, сколько сейчас Маре, все восемнадцатилетние казались взрослыми дядьками-тетками! А у орков, где уважение к старшим было в крови, вести себя настолько бесцеремонно — неслыханно! Эта пигалица разговаривала с ним, как старшая сестра с младшим братишкой. Причем — с бестолковым братишкой! Даже Далина с ним никогда так не разговаривала. А Мара, видимо, решив окончательно добить гостя, сказала:
— Одежду снимешь, мы ее с мамкой постираем, а чистую я сейчас принесу. Если при мне стесняешься раздеваться, отцу отдашь.
Дануту было непривычно слышать, что кто-то готов стирать его грязную одежду, но вмешался хозяин:
— Не волнуйся, не трудно твою одежду выстирать. У меня здесь еще одно приспособление есть, за стенкой стоит. Машина постирочная. Котел, а в нем весло, только ручка по-другому устроена. Заливаешь воду, добавляешь мыло, кидаешь одежду, а потом ручку крутишь. Это я уже сам придумал!
— Так зря придумал, — сказала девчонка со вздохом. — Ручку крутить — дело нехитрое, а постирушки — какое-никакое занятие.
— Ладно, доченька, пойдем, — осторожно обнял отец дочь за плечи, выпроваживая ее из помещения. — Не будем мешать гостю.
— А, чуть не забыла, — остановилась девчонка. — Там же, где мыло, там еще бритва лежит. Хочешь — пушок свой со щек соскобли. Бритва острая, не порежься!
Данут только рукой махнул — чего с малолетки взять? — торопливо разделся, ухватил кусок мыла и, чуть не плюхнулся в кипяток, остановившись в каком-то дюйме. Подумав — а ведь права, девчонка-то, посчитав его бестолковым, развел кипяток холодной водой, а уже потом забрался в лоханку, намылился и улегся, пребывая в состоянии полного блаженства.
Проснулся парень от того, что почувствовал у горла острое лезвие. Едва сдержался, чтобы не ударить, защищая свою жизнь, но услышал голос Мары.
— Не дергайся, а не то я тебе ухо отрежу!
Осознав, что его не собираются убивать, Данут притих, с
