ужасом понимая, что его бреет двенадцатилетняя девочка. Сразу же захотелось утонуть в лохани, но забурчало в животе, а на пустое брюхо тонуть расхотелось.
А Мара, тем временем, осторожно сбривала его недельную щетину. Закончив, удовлетворенно хмыкнула:
— Ну вот, совсем красавчик! Наверное, уже и невеста есть?
— Жена, — недовольно буркнул Данут, пожалевший, что вообще зашел в эту усадьбу. Лучше бы он переночевал где-нибудь под кустом, а завтра отправился бы в селение, где и помылся бы, и побрился.
— Жена — это хорошо, — серьезно сказала девчонка. Подумав, добавила: — Хотя, молодой ты еще для женатика.
— Так получилось, — сказал Данут, не став объяснять, что в его возрасте жениться — самое время.
— Детишки есть?
— Пока нет.
— Значит, потом будут, как время придет. У тебя будут красивые дети… Ладно, я пошла, а ты сполоснись и в дом приходи, ужинать будем. Одежду твою я забираю, на скамейке чистая лежит.
Когда Данут вошел в дом — чистенький, в новой одежде, пришедшейся в пору, его ждал уже накрытый стол и радушные хозяева.
— Ты не сердись, если мы тебе навязчивыми показались, — виновато сказал хозяин. — Гости у нас редко бывают…
— Вообще не бывают, — усмехнулась девчонка.
Гунтарь хотел еще что-то сказать, но его остановила жена.
— Давайте есть, — сказала Тачана. — Данут голодный сидит, а вы болтаете. Гостя накормим, а потом разговаривать станем.
Еды было много и все было очень вкусно. Свежий хлеб, суп, паштеты, овощи — жареные, печеные и маринованные и, еще великое множество всякой-всячины. Особенно Дануту понравились маленькие колбаски, просто тающие во рту. А из питья — клюквенный морс и яблочный сок.
Наевшись, Данут откинулся на скамейке и похвалил хозяев:
— Вкусно! Давно так не ел!
— А все со своего огорода! — сообщила Тачана.
— Особенно клюква, — подначила дочка.
— Ну, клюква — не в счет, она рядом растет, — сказала Тачана.
— С огорода? — растерянно переспросил Данут, показывая на оставшиеся колбаски и на паштет, показавшийся ему приготовленным из зайца.
— Ну да, с нашего огорода, — подтвердила Мара. — Ты, если по полю шел, видел — горох там посеян, бобы растут. Ну, еще много чего. Если приготовить, как следует, так от мяса не отличишь. А мы, с матушкой, давно готовить наловчились.
Данут призадумался. Все, что он видел, слышал, сильно его смущало. Каменный дом, каменные строения. Странная девочка, которая, в двенадцать лет, ведет себя так, словно ей, по меньшей мере, лет сорок!
— Больше, — неожиданно отозвалась девочка. — Гораздо больше. И ты, даже не представляешь, насколько больше!
— Ты что, мысли мои читаешь? — оторопел Данут.
— А зачем их читать? — усмехнулась девчонка. — У тебя на лице все написано. Небось, уже сто раз себя спросил — почему соплюшка ведет себя так, словно взрослая тетка? Спросил?
— Спросил, — не стал спорить Данут.
— Видишь, а дальше не сложно додумать — мол, от горшка два вершка, а ведет себя так, будто ей лет тридцать — пятьдесят… Больше ты бы все равно не додумался дать, но для меня и сто лет очень мало. А о чем еще ты себя спросил?
— Спросил еще — откуда дом каменный, если в округе и камня-то нет. Поля аккуратные, словно с картинки списаны.
— Ну, с камнем, положим, ты не прав, — сказал хозяин. — Камень в наших краях есть, по берегам рек лежит, на дне, да в полях. Если у тебя время есть, то можно и на дом каменный набрать, и на все остальное. И всего-то тебе лет десять понадобится.
— Да нет, побольше, — вмешалась дочь. — Помнится, ты этот камень лет пятьдесят таскал, если не сто. И дом еще лет сто строил.
— Так я ж не спешил, — пожал плечами хозяин. — Если бы торопился, то можно бы и за двадцать собрать.
— Можно, — согласилась жена. — Только зачем? Времени у нас много, куда спешить? Если времени много, то и поля красивыми можно сделать.
Данут обвел взглядом всю семью. Ну, никак не укладывалось в голове, что людям, сидевшим перед ним, так много лет. Не то, что кожа или руки, но даже глаза не выдавали их истинный возраст.
— Как же так? — не выдержал Данут. — На вид — вы совсем молодые.
— Совсем молодые! — хихикнула девчонка.
— Тебе интересно? — поинтересовался хозяин. — Или, ты спать хочешь?
Парень отчаянно закивал. Ну, какой уж тут сон! Выспаться он и потом успеет!
— Я же, как и ты, воюю с младых ногтей. И против фолков воевал, и вместе с фолками против эльфов. И с ракшасами дрался, у Синих вод.
— Вот это да! — открыл Данут рот. Перед ним сидел герой древности, сражавшийся у Синих вод, где даже земля оплавилась!
Хозяину, кажется, польстил восторг юноши.
— И Синих вод нам особенно туго пришлось. Ракшасы — они ж мастера огненные шары метать. Из четырех наших фаланг две заживо сожгли, а потом в наш центр прорвались, где маги стояли. А я в боевом охранении был. Помню, один из ракшасов к шатру прорвался, лабрис у него огромный, крушил всех подряд! Он уже до главного мага дошел и файер тому в грудь кинул, а маг, вместо того, чтобы драться, мантию стал тушить. Ракшас уже лабрис занес, но я раньше успел — стрелу ему в спину пустил, упокоил.
— Ракшаса простой стрелой? — изумился Данут.
— Н-ну, не одной, допустим, — почесал хозяин подбородок. — Я в него целых четыре всадил, живучий оказался.
— Но ведь ракшасы — демоны? — продолжал недоумевать воспитанник орков.
— Ну и что? Нет такого демона, которого бы убить нельзя было, особенно, если стрелы посеребренные. Ну, ты же слышал про сражение у Синих вод?
— Слышал, — кивнул Данут. — Давным-давно, в незапамятные времена. Потери были огромные, но ракшасов разгромили.
— Вот видишь. Как бы мы их разгромили, если бы их убивать нельзя было? А потери, дружище, не просто огромные. Из тех, кто в бой ушел, хорошо, если один из сотни вернулся, да и то — кто без руки, кто без ноги, а у кого потом с головой плохо было! А мне повезло. Домой вернулся целехонький, весь из себя счастливый! А дома жена любимая ждет, с дочкой. Вот, сидим мы так, обнявшись, а тут маг явился. Мол, я тебе жизнью обязан, так хочу тебе что-нибудь хорошее сделать! Спрашивает — что, мол, тебе для счастья нужно? А я, сдуру-то и скажи — мол, ничего мне больше не нужно, лишь бы все было бы, как сейчас. Чтобы вот, всегда рядом жена и дочка были! Он меня переспрашивает — точно, говорит, хочешь, чтобы все, как сейчас было? А я — ну да,