– Лет тридцать.
– Самый сок, надо и самому сходить. Но ты, если что, серьезно не переживай.
– Из-за чего я должен переживать?
– Да так… лучше тебе вообще о таком не знать.
* * *
Второй раз за этот бесконечный день возвращается к больнице. Сейчас одет чисто, неброско, никто не преградил дорогу. К тому же Карат не приближался к музыке и веселью, звук оркестра доносился откуда-то слева, там вроде бы центральный парк Полиса, по слухам – красивое место, в нем чуть ли не ежедневно проводятся культурно-массовые мероприятия.
Да тут вообще-то все красивое. Но красота какая-то не такая, неправильная. Навязчивая, что ли, или скорее игрушечная. Будто это не жилой городок, а объект для развлечений. Вроде Диснейленда, только с жилыми коттеджами. Но даже они не выглядят нормальными. Похожи на те домики, которые Карат видел на «Поляне сосновых сказок». Так не слишком удачно назвали пригородный комплекс, где можно снять бунгало на денек-другой, поколдовать над закопченным мангалом, попить водочки, поваляться на немаленькой постели с привлеченными к мероприятию ляльками.
Нет в Полисе жилого духа. Какая-то «потемкинская деревня», больше на декорацию походит, а не на настоящий населенный пункт.
Труба крематория дымилась, и Карату не хотелось думать о причине.
И вообще непонятно – для чего здесь понадобился крематорий? В Улье даже хоронить необязательно, запакуй в мешок и вези на обычный кластер, подгадывая так, чтобы оказаться там перед самой перезагрузкой. Твари не успеют добраться до тела, зараженных там в такие моменты не бывает. Как кластер обновится, так все исчезнет, ни следа не останется.
Куда улетят трупы? А хрен его знает. Главное, что практичнее похороны не придумаешь: ни затрат топлива на сжигание покойника; ни занятия земли, которую можно использовать для чего-то более полезного.
В карантине его встретили казенная обстановка и мордатый санитар:
– Тебе чего, парень?
– Сегодня с юга женщину привезли. Там бой был, она местная, свежая, пришлось взять. Надеждой зовут. Хотел узнать, все ли с ней в порядке?
Санитар на миг задумался, затем взгляд его резко изменился, настороженно спросил:
– Она… У нее… Было у тебя что-то с ней?
– А тебе какое дело, что было? Просто ответь, если знаешь.
– Да все уже, забудь. Вычеркнули ее с полчаса назад.
– Как это вычеркнули?
– Ну так обращение у нее пошло. Там все симптомы, перерождалась она.
– Но я ничего не заметил, – опешил Карат.
– Так это знать надо, там хитрости свои. Анализы крови сразу результат дают, без них можно долго гадать. Хотя можно и по симптомам понять, жаль, что они не сразу проявляются. У зараженных в первую очередь голосовой аппарат меняется. Ну, это из того, что можно глазом засечь. То есть ухом. Если сипеть начинает кто, кашлять или охрипнет – симптом ясный. Слышал, как мертвяки урчат?
– Слышал.
– Это потому, что они на вдохе голос подают. Вот сам попробуй, у нормального человека такое не получится. Так что ты для начала на голос внимание обращай. Чуть что не так – делай выводы.
– Она нормально говорила, не кашляла и не хрипела. И у меня с ней ничего не было. Просто выручил ее пару раз.
– Да, она и правда нормальная с виду была, и ничего с лица, симпатичная, всегда жалко таких. Но ты не грузись, все нормально сделано, тут у нас не садисты.
– Как это происходит? – В голосе Карата не было нездорового любопытства, ему и правда надо знать, как именно убили женщину, которую ему пришлось спасти не один раз.
– Им ничего не говорят про обращение, а говорят, что укол надо сделать, и все будет хорошо. Ну, те руку подставляют, их колют, дальше им спать хочется, засыпают намертво, а им второй ставят. Они его даже не чувствуют. Сердце останавливается прямо во сне, не мучаются, все продумано. И нести потом недалеко, до крематория всего ничего.
* * *
Из смрадной духоты стального чрева раскаленной автоцистерны Карат не выбирался с таким облегчением, как из стерильной карантинной приемной. Только на улице стало доходить, что, возможно, этот невзрачный барак видел сотни и тысячи смертей.
Без мучений. Просто заснуть и не проснуться.
Получается, зря ее спасал. Тащил за собой, думал, что так лучше. Спасибо, что по дороге ей не пришлось страдать наравне со всеми, для женщины выделили место в кабине.
А может, и не зря. Подарил лишние несколько часов жизни. Останься она в той лесополосе – и хана, ведь прямо на нее шагали мертвяки, привлеченные канонадой.
Не говоря уже о том забавлявшемся атомите.
И куда теперь? Теперь можно и в больничку. Только обойти морг, стараясь не коситься на дым из трубы, и бешено надеяться, что с Шустом все хорошо.
* * *
Грета покачала головой:
– Карат, мне очень жаль, очень, но я тут ничего не решаю, и никто из наших такой вопрос не решит. Бесплатно пациентом с таким статусом никто здесь не станет заниматься, а на твоем друге уже большой долг, он в базу неплательщиков внесен. Ему понадобится целый комплекс регенерационных мероприятий, все очень серьезно, у него взрывная ампутация, повреждены позвоночник, спинной мозг, кишечник. Чудо, что он вообще выжил, его продержали на спеке слишком долго. Вы, рейдеры, считаете, что даже безголового на нем можно довезти куда угодно, и это в чем-то верно. Но спек – яд, с ним все упирается во время. Даже здорового большая доза убивает за часы или даже минуты, а что говорить про такого калеку. Это настоящее чудо. Большое чудо, что довезли.
– А без этих регенераций он выживет?
– Шансы есть, но процесс восстановления займет очень много времени.
– Сколько?
– Не могу сказать точно. Может, полгода, может, меньше, а может, больше. Но не слишком на это надейся, ему нужна серьезная помощь.
– И точную сумму ты тоже не сможешь назвать?
– Требуется комплексное обследование, но даже с ним точную сумму не определить. При таких травмах всегда возникает что-то непредвиденное, при нем надо дежурить день и ночь, причем не кому зря, а людям вроде меня. Очень тяжелый случай.
– Ну а если на первое время оплатить? Это сколько?
– Не меньше ста, а то и ста пятидесяти споранов.
Карат не удержался, присвистнул.
– Не свисти, денег не будет.
– Да их и так нет. Сто пятьдесят виноградин? Ну и расценки у вас!
– Обычно они гораздо меньше, но у Шуста плохой статус, он тут проштрафился. И покалечило его очень нехорошо.
– Да я все понимаю, но сто пятьдесят – это смертный приговор.
– Жаль такое говорить, но это оплата только за первую неделю интенсивной терапии, а вытаскивать его придется не меньше двух-трех. Потом потребуется ускоренная регенерация и восстановление, это уже гораздо дешевле, но тоже немало. И так, пока ходить не научится. Очень опасно, когда травмы спинного мозга осложнены ампутацией нижних конечностей, после них зачастую возникают осложнения с опорно-двигательным аппаратом.
