Пол трубы выгибался дугой. Идти рядом было неудобно, поэтому Бенджамиль плелся следом за своим спасителем и предавался тревожным размышлениям. Три вопроса занимали Мэя больше всех прочих: что ждёт его в конце тоннеля? Кто такой хирург Шестерня? И главное, кто таков нищий болтун Мучи, человек с полицейским фонариком и бутылкой самодельного средства от кусачих паразитов?
Иногда Мучи останавливался, зажимал фонарик под мышкой и прикладывался к своей бутылочке. Во время одной из таких задержек измученному сомнениями Бенджамилю пришла в голову идея, простая до гениальности. И отчего он не сделал так раньше?
— Мучи, дайте мне на минутку фонарь… — попросил Бен осторожно.
— Берите на здоровье. — Спутник с готовностью протянул ему световой конус.
— …и отвернитесь, пожалуйста, мне надо кое-что проверить.
Мучи хмыкнул, почесал в бороде и послушно отвернулся.
Светя фонариком, Бенджамиль достал из-за пазухи оракула. Губы неслышно прошептали вопрос, пальцы нетерпеливо сдавили кругляш. Переполняясь суеверным трепетом, Бен с трудом дождался ответа и пробежал глазами по строчкам:
Не оплакивай, смертный, вчерашних потерь,
День сегодняшний завтрашней меркой не мерь.
Ни былой, ни грядущей минуте не верь.
Верь тому, что с тобою сейчас и теперь.
— Что там у вас? — Мучи скосил любопытный глаз. — Амулет?
— Вроде того, — осторожно ответил Бенджамиль, а про себя подумал: «Это означает, что я могу ему доверять? Или это означает, что я могу ему доверять лишь какое-то время? Боже мой! Опять сплошные загадки!»
— Хороший фонарик, — сказал он, возвращая фонарь.
— Ещё бы. — Бродяга расплылся в довольной улыбке. — Я выменял его у одного обмылка, а тот украл у стопа. Здесь люминофорный стержень с форсажем и элемент питания на пятнадцать лет работы. Уж я разбираюсь. Парень, который мне его отдал, просто придурок.
Дальше они двинулись тем же порядком. Мучи шёл впереди, освещая дорогу, а Бен скромно завершал маленькую процессию. Надо сказать, что настроение его после пророчества заметно улучшилось и бетонный свод уже не казался таким мрачным. Когда они свернули в очередной правый тоннель, он спросил:
— Мучи, а почему вы решили мне помочь? Захлопнули бы себе люк да сидели спокойно.
— Так с ходу и не скажешь. — Мучи даже остановился, и Бен чуть не налетел на него сзади.
— Господь велел нам помогать ближнему, а кроме того, вы — хаджмувер. Как же мне было не помочь? — Батон развернулся лицом к собеседнику и теперь смотрел на него внимательно и серьёзно.
— Кто? — переспросил Бенджамиль.
— Хаджмувер.
Мучи посветил себе на левое ухо, и Бен с удивлением заметил, что толстую мясистую мочку почти надвое рассекает старый неаккуратный шрам. Бенджамиль машинально коснулся своего пластыря.
— Да, да! — подтвердил бродяга. — Вы ведь совершаете паломничество, сударь, этот знак ни с чем не перепутаешь. Нашего брата везде видно.
— Но я не совершаю никакого паломничества! — Бенджамиль выпучил глаза. — Я даже не знаю толком, что это такое.
— Ещё как совершаете, сударь, — сказал батон снисходительно. — Просто вы пока ещё не в курсе.
— Ерунда какая-то, — пробормотал Бен.
— И ничего не ерунда, — сказал Мучи.
Он быстро повернулся и зашагал вперёд. Бенджамиль нагнал его, и они молча пошли почти рядом по неудобно изогнутому днищу трубы. Бен искоса поглядывал на своего спутника, невольно замечая в тусклом отражённом свете и мешки под глазами, и седину в нечёсаной бороде, и глубокие складки морщин на лбу. Мучи на ходу сунул фонарь под мышку, достал бутылку и сделал изрядный глоток. Удовлетворённо крякнув, он утёр губы грязным рукавом и бережно спрятал бутылку за пазуху.
— И много здесь, в буфере, таких, как вы? — наконец решился заговорить Бен.
— Таких, как мы? — Батон подался к собеседнику, обдав молодого человека волной спиртного запаха.
— В смысле хадж… как там?
— Хаджмуверов? — Мучи ухмыльнулся. — Хватает! Не то чтобы очень много, но хватает.
— А как становятся этими муверами?
— По-разному, сударь, все по-разному.
— А вы? — спросил Бенджамиль.
— Это долгая история, — уклончиво ответил Мучи. — Не знаю, как и рассказать.
— И всё же. — Бен решил быть настойчивым. — Если я хаджмувер, то уж по крайней мере должен хоть немного представлять, с чем это едят. Вы вроде говорили, будто закончили Инженерную Школу Конрада и потом работали в «Синтовуде». Как же вы оказались здесь?
— Трудно объяснить! — Мучи яростно потёр лоб. — Работал, жил себе в аутсайде. Бело-пурпурный сектор, хорошая квартира, лампочки, диванчики. Жил с женой и дочкой. Образцовый гражданин. А потом на меня снизошло откровение, будь оно неладно.
— Какое откровение? — Бенджамилю становилось всё интересней и интересней.
— Обыкновенное! — Бывший примерный гражданин смачно плюнул в темноту и опять полез за бутылкой. — Когда ж это было? — Он почесал в бороде рукой с фонариком, отчего луч беспорядочно запрыгал по потолку и стенам. — Лет семнадцать назад, а может, и больше, может, все двадцать. Как раз тогда корпорация приняла закон об обязательном имплантировании служебных телефонов. И не то чтобы я был против. Как раз наоборот. Вшили мне в ухо телефон, значит, так надо. Было в этом что-то такое, знаете… Приобщение к клану, что ли, или признание родственной связи.
«Вот так-так! — подумал Бен. — А мне-то, дураку, казалось, будто телефоны вшивали служащим испокон веку».
— Маленькая операция под местным наркозом, — продолжал Мучи, усмехаясь, — и твое ухо становится корпоративным. А через неделю я увидел во сне Бога…
— Бога? — осторожно переспросил Бен.
— Бога! — серьёзно подтвердил батон. — Только я не сразу понял, что это Бог. Догадался уже потом, зимой, тогда Бог приходил ко мне почти каждую ночь. Я пытался говорить с Ним. Вы и не представляете, сударь, насколько это интересно — говорить с Богом, даже если не понимаешь и половины слов. Да что слова, на Него можно было просто молча смотреть… А однажды Бог сказал мне: «Пора в путь, встань и иди». Я проснулся среди ночи. Тихонько поднялся с постели и пошел в кухню. Из ящика стола я достал самый острый кухонный нож. Жена и дочь спокойно спали, каждая в своей комнате. А я нашёл банку с раствором йода и заперся в ванной. Смазав йодом лезвие ножа и крышку от зубной пасты, я прижал крышку позади уха и разрезал левую мочку. Было почти не больно, только страшновато. Из разрезанного уха я выковырял капсулу микротелефона и утопил её в унитазе. Кровь лилась, точно из крана. Закапала всю раковину. Я остановил кровотечение гигиеническими салфетками, в стенной нише нашлась упаковка пластыря. Потом пришлось вымыть пол вокруг раковины. Приведя ванную в относительный порядок, я оделся и ушёл. Никто не проснулся, и никто меня не заметил. Я не взял с собой практически ничего. Что может понадобиться человеку, который идёт на свидание с самим Богом? На станции, садясь в таблетку, я расплатился наличностью, какая-то мелочь завалялась в карманах пальто. Мне хватило, чтобы добраться до чёрного буфера. С тех пор я и живу здесь. Пью самогонку, копаюсь в отбросах, варю средство от насекомых и жду.
