— Чего? — спросил Бен.
— Сам не знаю, — засмеялся Мучи. — Наверное, чуда.
— А что же бог? Выходит, он надул вас?
— Ну почему же так сразу и надул? — Мучи слегка обиделся. — Если понимаешь кого-то с пятого на десятое, то, наверное, приходишь в гости не по тому адресу. Здесь уж винить некого. Я за пять лет обошёл весь чёрный буфер, всё кольцо вдоль и поперёк. И били меня, и последнее отнимали, стопы раз десять ловили. Однажды приговорили к шести месяцам принудительных работ за бродяжничество. А я искал Его. Искал Господа. Всем говорил, что не помню, кто я и откуда. — Батон издал тихий смешок. — Сейчас уже и взаправду не припомню своего старого имени. Теперь я Мучи.
Бенджамиль осторожно покивал головой.
— Но Бог стал являться ко мне всё реже и реже. — Голос оборванца жалобно задрожал. — Вы представляете, сударь, что такое абстиненция? Нет? И не надо! Я был как наркоман без дозы. Вы будете смеяться, но я подсел на Бога, как на «скат». Тогда я решил, что Бога надо искать в Сити.
— И вы пробрались за стену?! — полувосхищенно-полуиспуганно предположил Бен.
— Я прожил в Сити почти год, — подтвердил батон. — Богом там и не пахнет. Да… почти год. Потом ситтеры выкинули меня вон. Они нашего брата не особенно любят. Сказали: «Или убирайся, или мы тебя уроем и бутылку за тебя не поставим». Пришлось сматываться. И вот, когда я пробирался в лаз под забором, до меня дошло: я искал Господа в пыли под ногами, а Он в это время летал перед моим лицом, достаточно было лишь поднять глаза. Так-то, сударь!
— А другие хаджмуверы, им господь тоже велел идти в буфер? — с неподдельным интересом спросил Бен. — Он тоже говорил с ними во сне? Как это происходит?
— Что ты заладил: «велел, велел», — укоризненно сказал Мучи. — Откровения у всех разные. Бог даёт человеку знаки. Кто-то распознает их, а кто-то нет.
— А что за знаки? — допытывался Бенджамиль. — Как они выглядят?
Мучи посмотрел на своего спутника с неподдельным изумлением:
— По-разному, сударь, всего и не перечислишь: рисунки на асфальте, облака на небе, числа, случайные встречи…
— Числа?! — возбуждённо проговорил Бен.
— Числа, — подтвердил Мучи. — Всякое число имеет своё значение. Вроде азбуки Морзе: для того, кто не знает, — случайная абракадабра, а для знающего человека — как буквы на экране, читай на здоровье, истолковывай.
— А вы умеете истолковывать? — Бенджамиль сам не понимал, отчего так взволновался.
— Я-то? Немного умею. Вот, к примеру… — Батон огляделся по сторонам, видимо отыскивая этот самый пример. Взгляд его, обшарив стены и потолок бетонной трубы, пробежал по собеседнику и наконец упёрся в рукоятку фонарика. — К примеру, число двадцать два означает противостояние зла и добра, двадцать один — знак странствующего святого, это все знают, а пятьдесят три — это долгая дорога, путешествие, если вам угодно. Как видите, всё сходится. Есть числа, которые на слуху, например тринадцать, оно трактуется как неприятное испытание, предвестник несчастья, если переставить цифры местами, выйдет тридцать один — число искушения и духовного растления, тридцать два…
— Я знаю, — сказал Бен, — число сделки с дьяволом.
Мучи с удивлением покосился на спутника и слегка покачал головой:
— Не совсем так. Я бы назвал это числом выбора и перелома. А дьявол… Множество вещей люди в силу своей общей ограниченности толкуют извращённо. — Бродяга гордо приосанился. — Я ни разу не слышал от Него упоминаний о Сатане. — И, спохватившись, добавил. — Насчёт ограниченности я не про вас. Вы удивительно хорошо образованны для служащего корпи. Откуда? Ведь не в школе же вас научили разбираться в таких вопросах.
— Мои родители были верующими, — признался Бен, — только скрывали это. От них я слышал про Сатану, скупающего людские души.
Мучи опять покачал головой:
— Поверьте мне на слово, сударь, никакого Шайтана и вовсе нет на свете, он лишь отражение людских пороков. И дьявольское число шестьсот шестьдесят шесть означает только преддверие изменения мира. А уж в какую сторону он будет меняться…
Бенджамиль тихонько засмеялся.
— Чему вы смеётесь? — нахмурившись, поинтересовался бродяга.
— Мы тут говорим о черте, о боге, — объяснил Мэй, — но на самом-то деле бога нет. Он выдумка, вроде Санта-Клауса или зубной феи.
— Оно, сударь, вам, может, и виднее, — рассудительно сказал Мучи, — но как же Его нет, когда я с Ним разговаривал?
Бенджамиль раскрыл было рот, но не нашёлся, что возразить.
Луч фонаря скользнул по потолку и провалился куда-то вверх. Стены подземелья немного раздвинулись, и оба теософа оказались в высоком вертикальном колодце.
— Почти пришли, — сказал Мучи, освещая скобы, вделанные в стену, и металлическую крышку над головой. — Нам ещё километра два идти поверху, так что будьте настороже. Эх, одёжка у вас приметная, слишком чистая и новая. Может, махнёмся?
Бенджамиль решительно помотал головой и взялся ладонью за ржавую скобу.
На месте сенсорной панели интеркома, слева от массивной стальной двери, в стене имелась неопрятная дырка с ореолом облупившейся штукатурки. Сквозь дыру был пропущен толстый, захватанный руками шнурок с кисточкой на конце. Мучи уверенно потянул за него два раза. Из квартиры раздалось приглушенное металлическое «бом-м-м! бом-м-м!».
Бенджамиль представил себе ослепительно-белый кафель, блестящие инструменты на зелёных салфетках, длинноногих медсестёр в светлых шапочках на манер купальных и попытался как-то увязать всё это с засаленным шнурком. Прошло минуты полторы ожидания, потом динамик над дверью хрипнул и раздражённый голосок неприветливо осведомился:
— Чё надо?
— Мы к Шестерне! — торопливо сказал Мучи.
Дверь, завизжав, поехала в сторону, и взгляду Бенджамиля предстала девочка лет тринадцати с ярко накрашенным капризным ртом. Короткое клетчатое платье ловко обтягивало огромный, как подушка, живот. Пока Бен пытался сообразить, выглядит ли девица много моложе своих лет или восьмимесячный живот следствие непомерного переедания, беременная девочка открыла свой капризный ротик и повторила, брезгливо растягивая слова:
— Чё-о надо?
— Нам бы увидеть Шестерню. Моему приятелю нужна маленькая операция. — Мучи широко улыбнулся, показывая жёлто-коричневые зубы.
Не говоря ни слова, девочка повернулась к посетителям спиной и двинулась в глубь прихожей. Расценив этот жест как разрешение, Мучи и Бенджамиль осторожно вошли следом. Автоматическая дверь с протяжным скрипом скользнула на место, и спутники оказались в длинном захламлённом коридоре. Стены его, оклеенные старыми люминофорными обоями, тускло светились, окружая слабым сиянием криво-косо развешанные полки из пожелтевшего полупрозрачного пластика. Разнообразные сюртуки, френчи, плащи с пелеринами, частью совсем новые, частью совершенно заношенные, пестрыми гроздьями висели на вверченных прямо в стену ржавых шурупах. В простенке, напротив этого цветного хлама, стояла погнутая рама от инерпеда. Под потолком, точно электрические провода, были натянуты капроновые верёвки, а у самой притолоки самозакрывающейся двери Бенджамиль заметил настоящую медную рынду на затейливом кронштейне. Если покрытый зеленью окисла раритет — подлинник, то его хозяин — престранный тип. Повесить такую дорогую, коллекционную вещь в качестве банального звонка!
