окончания престижного лицея, большие жизненные перспективы и карьерный рост. Но они по велению сердца идут на войну. Скажу больше – их родители одобряют такой шаг.
Взять того же Канкрина, который вроде бы осуждает меня за мои взгляды. Пусть ему исполнился двадцать один год и потому совсем необязательно при поступлении на военную службу запрашивать разрешения у родных, тем не менее начальство лицея решило перестраховаться. По их просьбе юноша написал отцу и получил от того благословение.
Подобная история у каждого из этих ребят, поэтому я обязан, несмотря на их закидоны, превратить их в настоящих боевых офицеров и… вернуть родителям живыми и невредимыми, пусть сейчас и идет война.
Если кто-то из парней погибнет – я себе этого не прощу.
Пока размышляю над столь непростыми вещами, барон как истинный дипломат ловко переводит общую беседу в другое русло.
Начинаем обсуждать обстановку на фронте. У нас пока не так горячо, как под Порт-Артуром, но все сходятся во мнении, что это всего лишь затишье перед бурей. Увы, стратегическая инициатива за противником, и японцы обязательно попрут в нашем направлении.
– Будет большое сражение, – изрекает аксиому Маннергейм.
Замечаю, что ему явно импонирует Канкрин, барон словно видит в этом юноше свое молодое отражение. И пусть между ними не особо большая разница: одному слегка за двадцать, барону нет и сорока. На войне день идет даже не за три по выслуге, а за все десять, а иной и равносилен году.
– Как ваше мнение, господин барон, – мы готовы к этой битве? – интересуется поручик Цирус.
Вопрос одновременно и простой, и сложный. Само собой, на месте никто не сидит, мы тщательно укрепляемся, но игра от обороны к победе не приведет, а для решительной контратаки не хватает ресурсов. Вроде и велика Россия-матушка, а полков, сколько нужно, почему-то нет.
– Благодаря действиям нашего отряда, нам удалось потрепать японцев и скорректировать их планы. У нас появилась короткая передышка. Думаю, мы используем ее по максимуму, – отвечает Маннергейм. – Но расслабляться нельзя. Японцы щедры на неожиданности, а в штабе у них сидят далеко не дураки. Что-то обязательно придумают.
Киваю в подтверждение его слов. Никогда нельзя недооценивать противника и думать, что закидаешь его шапками. В этой войне японцы показали, что могут достойно сражаться, и что совсем необязательно заваливать нас трупами, чтобы добиться прорыва.
Разговор плавно переходит в другую, более практичную плоскость. Начинаем обсуждать «штатку» эскадрона – как выяснилось, в меня настолько поверили, что по сути дали полный карт-бланш.
У меня, конечно, были свои соображения, но одна голова – хорошо, а если таких умных голов несколько…
Общий «котелок» сваривает примерно следующее: эскадрон делим на четыре взвода, причем не абы как, а в зависимости от предназначения.
Первый взвод – собственно, будет выполнять те функции, ради которых и создавалось подразделение, то есть разведка и диверсии в тылу врага. В командиры ставлю того же поручика Каульбарса – молодой, энергичный, а то, что опыта не хватает, так это дело поправимое. Само собой, без пригляда не останется, буду присматривать и учить всему, что умею.
Второй взвод – штурмовики, сюда войдут самые «безбашенные» и физически крепкие. Все-таки штурм есть штурм, нужен определенный склад характера и неимоверная выносливость, чтобы «вывозить» нагрузки.
Прежде чем кого-то включить, обязательно просею бойцов сквозь мелкое сито. Скорее всего, буду брать ребят помоложе, способных пробегать десятки верст при полной боевой выкладке, да еще и с кучей необходимого снаряжения.
Эх… где б мне раздобыть броников… Те кавалерийские кирасы, что я видел – штуки неимоверно тяжелые и громоздкие. Будут больше мешать, чем защищать.
Зарубежная оборонка уже «пилит» броники скрытого ношения, собранные из стальных пластин, но до наших краев доходят разве только упоминания в газетах. Да и то из них следует, что эти спецсредства защиты, в первую очередь, предназначены для всякого рода «випов», вроде премьер-министра Болгарии, которого спас один из опытных образцов.
В общем, кое-какие идеи у меня имеются, но до воплощения в жизнь очень далеко – и без того в башке сразу миллион планов, можно просто порваться.
В комвзвода назначаю Измайлова. И по физическим кондициям в самый раз – я по сравнению с ним кутенок, и здорового авантюризма хоть отбавляй. Вдобавок – умен и впитывает в себя полезную информацию как губка.
Третий взвод – моя огневая и при этом мобильная мощь. Пулеметные тачанки, ракетные установки на конной тяге, в самом, надеюсь, не отдаленном будущем – еще и усовершенствованные минометы.
Рулить им будет корнет Трубецкой. У парня генетика что надо, не одно поколение послужило на славу России. Думаю, и он справится, тем более технически вполне подкован. Думаю, потянет князь, не оплошает.
Четвертый – самое главное для солдата, его хозобеспечение. Боец должен быть одет, обут и накормлен. На плечи взвода ложатся баня, полевая кухня, обмундирование, ремонт техники и прочее в этом духе. Командир – унтер из вольноопределяющихся Трофим Старча. Есть у него хозяйственная жилка.
Универсальные солдаты бывают только в кино, но определенной взаимозаменяемости добиться нужно. Будем учить людей так, чтобы штурмовик на какое-то время мог подменить собой диверсанта, пулеметчика и наоборот. То есть понадобится программа стажировки. Ее я беру на себя.
А еще мне нужен толковый зам, по сути – начштаба эскадрона. Останавливаю выбор на Цирусе.
Вроде всё, с этим разобрались. Наверху обещали не ставить палки в колеса, так что, думаю, «штатку» утвердят.
Напоминает о себе Лонгвинов. Он, оказывается, внук известного коннозаводчика, лошади – его стихия. Определяем его в третий взвод к тачаночникам.
Вольноопределяющийся Романов успел по-учиться в немецкой гимназии.
– Скажите, а вы хорошо знаете язык? – спрашиваю у него.
Романов краснеет.
– Надеюсь, что да. В последний раз, когда были всей семьей на курорте в Баден-Бадене, местные принимали меня за своего.
– Отлично! Тогда у меня к вам будет не приказ, а личная просьба – в свободное время позанимаетесь со мной немецким?
– Обязательно, господин штабс-ротмистр. Правда, простите за нескромность – а зачем он вам?
Ну не буду же я говорить, что через десять лет немецкий станет языком нашего врага. Вряд ли эта реальность полетит по какому-то иному пути, и Россия избежит Первой мировой.
– Изучение иностранных языков помогает развивать мозг.
Романов смотрит на меня с долей удивления. Ну да, верно считал меня каким-то солдафоном.
Канкрин владеет английским. Прошу и его поднатаскать меня. Та гремучая смесь из будущего, которую я выдаю за американский диалект, еще не в ходу. Нужно быть аутентичным.
Расходимся довольные друг другом. Во всяком
