наркому внутренних дел.
Абсолютно новые войска с полностью расписанной структурой, новым вооружением и техникой, формой и экипировкой и совершенно иными необычными уставами и тактикой боевых действий. Войска, подчиненные лично ему. Не Шапошникову, не Берии, не Жукову, не Генеральному штабу, а только ему. Лично.
Это Сталину понравилось больше всего. Личный кулак. Точечная игла, способная изменить ход любой войны. Мгновенный кулак, способный нанести неожиданный удар в любой точке страны и всего мира. Его личная гвардия.
Отпустив Лаврентия, Сталин подошел к окну и молча посмотрел на зарождающийся рассвет нового дня. Он не видел ни башен московского Кремля, ни пустой в этот час мостовой кремлевского двора. Перед его глазами были последние строки этого необычного письма.
«Война с Финляндией неизбежна. Это очевидно для всего мира и в первую очередь для вас. Но нельзя быть чуть-чуть беременной. Нельзя оставить Финляндию в том же состоянии, в котором она начнет войну. Если воевать, то не до позорного мира, после которого за спиной остаются враги, готовые вцепиться тебе если не в глотку, то в ноги, а до окончательных выгодных нашей стране результатов.
Отодвинуть финнов от Ленинграда это полумера, которая аукнется в будущей войне. Мы предлагаем отодвинуть финнов так, чтобы желания придвигаться у них никогда более не возникало.
Вы делаете свое дело, товарищ Сталин, – тащите на своей спине огромную неповоротливую страну. Мы можем помочь вам своими знаниями, но только от вас зависит дальнейшее развитие Красной армии и течение, и продолжение будущей войны. К нашему огромному сожалению, война с Финляндией неизбежна. Если ничего не изменить, то потери в наших войсках будут гигантскими, и на основании этих потерь немцы решат, что Красная армия слаба, как никогда.
Мы могли бы приехать в Советский Союз, угнездиться у вас под «крылом» и пожинать лавры цирковых предсказателей, но вас и так окружает достаточное количество лизоблюдов и карьеристов, рвущихся к кормушке у ваших ног. Мы к этому не стремимся.
Война с гитлеровской Германией унесла в нашем мире двадцать семь миллионов человеческих жизней, разрушила бо́льшую часть промышленности страны, ввергла выживших в нищету и разруху. Мы будем делать все, чтобы здесь этого не произошло. Так как мы это умеем».
Сталин был крайне недоверчивым человеком. Просто параноидально недоверчивым к посторонним людям и информации, приходящей от них, но сейчас он… нет, не доверял, а именно поверил всему, что было написано ему в личном письме.
Этот человек не постеснялся написать даже о его семье. О самом сокровенном он написал так, как никогда не написал бы малолетний мальчишка. Этот человек написал о детях. О его ошибках в их воспитании, об окружающих неокрепшие души соблазнах, о пагубности раннего взросления и его последствиях.
Сейчас его дети растут в тени своего великого отца. У Сталина нет возможности уделять много времени своим детям? Так пусть они помогут ему в его работе в качестве независимых контролеров по разным направлениям деятельности, и в результате он будет чаще общаться с ними. Пусть его дети сами выберут то, чем они будут заниматься, но при этом помогают своему отцу в его тяжелейшей работе. И эта просьба должна исходить от него – отца своих уже взрослых детей.
В окружении Сталина действительно много карьеристов, лизоблюдов, пустобрехов и исполнительных идиотов. И крайне мало таких людей, как майор Владимирский и автор этого письма. Последняя фраза этого письма царапнула его как острой гранью стекла. «Так как мы это умеем». Времени осталось очень мало. Скоро он узнает, как они умеют, или это тоже пустые и никому не нужные слова.
Наконец-то мы свалили этот груз со своих плеч. Доставив Кислицына и его ошалевшего от произошедшего напарника до дверей посольства, мы привычно оторвались от слежки и, доехав до очередной съемной квартиры, попадали в разных комнатах спать. Такой напряженной двухнедельной работы не ожидал даже я. Полторы недели систематизации предыдущих записей своих друзей и записывание сведений из своей памяти на бумагу – это адский труд.
Понятно, что мы отдали далеко не все свои знания, а только некоторую их часть. Для того чтобы производить некоторые виды вооружений, необходима была развитая промышленность, которой пока не было у Советского государства. Так зачем грузить предков излишней головной болью?
Мы просто немного сместили акценты своей информации. К примеру, об установке залпового огня БМ-13 под названием «Катюша». Эффективное ведь оружие, но создатель реактивных снарядов Лангемак к тридцать девятому году уже был расстрелян, а создание самой установки было задвинуто на задний план. При этом производимые реактивные снаряды использовались в штурмовой авиации.
Мы ненавязчиво информировали главу государства, что это оружие действительно очень эффективное, но в войсках оно появится много позже из-за головотяпства и некомпетентности партийных чиновников и сотрудников НКВД. А может, имела место быть преступная халатность? И все. Дальше додумают уже за нас.
Тень кровавого тридцать седьмого года дамокловым мечом висит над головами руководителей выше среднего звена, но в то же время партийные и энкавэдэшные стукачи чувствуют себя достаточно вольготно. К концу тридцатых годов наверх выбилась абсолютно некомпетентная плесень, нагло использующая систему анонимных доносов для своего продвижения по карьерной лестнице. Появлением в системе НКВД полиграфа мы слегка усложнили ей жизнь.
Я уверен на все тысячу процентов, что таких аппаратов сделают не больше десятка по всей стране, но использование их перетряхнет всю правоохранительную систему значительно больше, чем сотня самых проницательных следователей.
Возможность распознавать ложь в простом опросе даже рядовых сотрудников и тотальная проверка штатных стукачей НКВД и милиции вывернет наизнанку всю карательную структуру, построенную сейчас на лживых доносах.
Перед встречей с Кислицыным мы, закончив свою работу, двенадцать часов точно так же без задних ног беззастенчиво дрыхли в этой квартире. И точно так же Даша ухаживала за всеми четверыми, как за маленькими детьми. Кофе и бутерброды бесследно исчезали в наших бездонных желудках, грязная посуда пропадала на кухне и тут же возвращалась наполненная вновь, а мы работали. Изредка прямо рядом со столами на несколько десятков минут засыпали и снова работали с бумагами, картами, чертежами, последовательностью событий, людьми, уставами, производством техники, анализами различных армий мира и многим другим.
Полторы недели память всех четверых работала, как компьютеры, выдавая давно забытую или мельком прочитанную информацию. Необходимо было это не просто вспомнить и записать, но и систематизировать уже написанное, грамотно подать, пронумеровать и опломбировать целую гору информации. И написать правду, а это сложнее всего.
Узнав правду о нашем появлении, нас
