— Предатель? Нет, девочка, Рен-Рендук не предатель. Рен-Рендук никогда не предавал того, кому служит. А служит он исключительно себе самому!
Продолжая хохотать, он выскочил в коридор. Максим бросились следом. Чёрт его знает, что на уме у этого психа!
Рен-Рендук мчался сквозь анфиладу комнат, орал так, что слышно было во всём здании:
— К двери! Все к двери! Уходим в Добрию! У меня огнебой! Прорвёмся!
Его услышали. Из комнат — впереди, позади — начали выскакивать стражники. Они тоже кричали: радостно, недоверчиво, испуганно — слов было не разобрать. И бежали за тиуном.
Так, всей толпой, они и вылетели наружу, в парк, превращённый в пепелище, к тому месту, где некогда стояла ажурная беседка с укромным, незаметным постороннему глазу альковом, и где сейчас была лишь оплавленная, устланная трухой каменная площадка. А кто-то и прямо к спиралям рванул. Вспыхнула, развернулась радуга, словно семицветным языком слизнула храбрецов. И тут Рен-Рендук ударил в ответ.
Огненные шары понеслись к кромке террасы, к основанию радуги. Заухало, посыпался камнепад. Радуга разом погасла, в небо потянулся новый столб жирного чёрного дыма. Путь в Добрию был свободен.
Стражники прыгали в лазоревую спираль один за другим. Все, сколько их уцелело, не разбирая званий, офицеры и рядовые, раненые и здоровые. А Рен-Рендук стоял, крепко уперев ноги в каменные плиты, задрав подбородок, и лупил огненными шарами во всё, что могло послужить укрытием для криссов. Сейчас он почему-то был похож не на подлого гада и фашиста, а на… героя? Даже смешной наряд и отвисший животик не мешали этому.
Максим и Огница стали за его спиной. Вертели головами, высматривая любое движение, любой отблеск, готовые предупредить. Их никто не просил помогать. Но они не могли так запросто взять и уйти.
Когда последний из стражников исчез в спирали, Рен-Рендук молча развернулся, зажал огнебой под мышку и рванул к двери. В двух шагах от неё оглянулся на опешивших от такого пренебрежения Максима и Огницу, осклабился:
— Не отставайте, детишки! Рен-Рендуку вы ещё нужны.
Первые из вернувшихся в Добрию успели поведать о герое-спасителе, и стоило тиуну вывалиться из двери, как навстречу ему двинулись не только советники и командиры дружин, но и кое-кто из князей вышел из шатров. Однако Рен-Рендук миссию свою законченной пока не считал. Так же громогласно, как в Задвери, гаркнул:
— Прочь отсюда! Бегом из оврага!
От него попятились, испуганные и голосом, и грозным видом. А особенно невиданным оружием, что Рен-Рендук прижимал к животу. Не дожидаясь, пока толпа отхлынет на безопасное расстояние, он вскарабкался вверх по противоположному от двери склону, обернулся, навёл огнебой и бахнул. Гравий, куски засохшей глины взлетели в воздух, превратились в грязно-бурую непроглядную тучу, посыпались на головы разбегающихся людей. Тиун выстрелил снова, кромсая нависающий над дверью склон. А когда туча развеялась, посветлела, никакой двери не было. Спирали похоронила под собой гора глины и щебня.
Рен-Рендук обессиленно уронил огнебой. Вытер рукавом пот и грязь с лица.
— Всё. Теперь пучеглазым дорога сюда заказана.
Он улыбнулся, нашёл в толпе Максима, подмигнул ему. Потом обвёл взглядом остальных. И Максим оглянулся.
На героя больше никто не смотрел. Взгляды были прикованы к тому месту, где минуту назад светилась дверь. И на лицах вовсе не было радости и облегчения. Ужас, оторопь, тоска — вот что там было!
Максим понял. Только что эти люди потеряли Задверь. Потеряли халяву, которой пользовались многие поколения. Пусть их жизнь была не такой комфортной, как у обитателей Вирии, но тоже вполне сытой и благоустроенной. А теперь всё это кончилось. И Добрия превратилась в то, чем она и была по большому счёту — первобытная страна, едва-едва вступившая в железный век.
Несчастье, свалившееся на Добрию, было так велико, что даже Совет не собирался. Князья были обескуражены не меньше, чем их подданные. Они не знали, что предпринять и поспешили быстрее разъехаться по своим уделам. До бывших пленников никому не было дела. Максима и Шура такой поворот вполне устраивал, Гуню — частично. Обретённая свобода означала, что опять нужно самому заботиться о пропитании. А пропитание стало неимоверно дорогим. На Добрию надвигался голод, уходить отсюда следовало как можно скорее. К тому же Максим уже знал, через какую дверь начинать свой путь. Очень долгий и далёкий путь к Земле.
После войны в Задвери всё изменилось. Приключения в Вирии, в Отстойнике, в Добрии были пугающими, опасными. Но это были приключения! Как в компьютерной игре: нужно найти дверь, чтобы перейти на следующий уровень, замочить врагов, увернуться от опасности. Но когда игра закончится, ты окажешься дома, в своей комнате, рядом с любимым компьютером. Кот Филька будет тереться об ноги, мурлыкать, требуя, чтобы взяли на руки, на кухне будет звенеть посудой мама, а из динамиков звучать тихая мелодия «Високосного года». И можно будет улыбнуться, вспоминая недавние страхи и опасности.
Да, он боялся. Не кретин же, чтобы не бояться! Когда на твоих глазах, — в нескольких шагах от тебя! — гибнут люди, это страшно. Это жутко! Кровь стынет в жилах от ужаса. Но до конца поверить в то, что и тебя могут так же… Нет, невозможно! Наверняка в последнюю секунду, в последний миг ты спасёшься. Как в кино!
Ни приключений, ни игр, ни кино больше не было. В Задвери Максим встретил человека, родившегося на Земле, выросшего на Земле, похищенного с Земли… и на Землю не вернувшегося. И значило это, что и он, Максим, может не-вер-нуть-ся. Никогда не увидеть ни маму, ни отца, ни Фильку, никого из друзей. Даже голубое небо и ночные звёзды не увидеть!
Игра закончилась. Не надо искать двери — вот они все, на карте Инженера! Да только хватит ли жизни — одной-единственной, настоящей, не игровой жизни, — чтобы пройти сквозь этот лабиринт миров? А если и пройдёшь — что ждёт в конце? Почему Инженер вернулся? Кто такие криссы? Ясно, что не из-за альтруизма они похищают людей, увозят за тысячи световых километров — или правильнее говорить, световых лет? — и запихивают в свой рай. Но ради чего?! Что собой представляют Вирия, Добрия, Задверь? Планеты? Плоские, квадратные, треугольные, — но не круглые, это точно! — планеты?
У Максима не было ответа ни на один из этих вопросов. И у Шура не было. Впрочем, Шуру он их и не задавал.
Огница догнала их у крайних домиков Главца.
— Макс, постой!
Максим удивлённо обернулся. Девушка подбежала, остановилась. Запыхавшаяся, испарина бисеринками выступила на лбу. Неужто от самой пристани гналась?