свой «мадсен».
– Справитесь с машинкой?
– Так точно.
– А ну продемонстрируйте!
Аннибал вполне буднично берет пулемет и показывает, что эта не самая сложная техника ему по силам.
– Отлично! Тогда держитесь рядом. Кузьма!
– Здесь, вашбродь!
– Держись рядом с Гиляровским. Головой своей нечистой отвечаешь за него. Уяснил?
– Ясен пень, Николай Михалыч! Нечто я без понятия?
Ха! Это что-то новенькое, по имени-отчеству Скоробут меня впервые, до этого как-то «вашбродием» обходился.
– Господин штабс-ротмистр, до позиций противника полверсты, – это командир мобильного взвода корнет Трубецкой.
– Корнет, тачанки к бою. Мичман, по крику выпи открываете огонь минами. Жалдырин! Как господин Власьев отстреляется, бей ракетами. Цель – вражеские окопы. На всё – семь минут. Трубецкой, по окончании артподготовки выдвигаете тачанки с пулеметами на дистанцию прямой наводки, поддержите нас огнем. Бить по всему, что высунется над бруствером. Кроме белых флагов. И слушайте Буденного с Жалдыриным, Андрей.
– Я офицер, а вы предлагаете подчиняться унтерам? – багровеет потомок знатного рода.
– У этих унтеров, князь, опыта боевого пока побольше вашего. О вас же забочусь.
Трубецкой фыркает, однако берет под козырек. Чует мое сердце, в ближайшем будущем могу еще не раз столкнуться с подобной проблемой. Надо при ближайшей оказии провести «полит-работу» с молодыми офицерами. Пусть убавят гонору и не показывают характер, где не нужно.
Тачанки останавливаются, разворачиваются для минометного залпа. Подробностей не вижу, бегу к штурмовой группе. Аннибал и Скоробут несутся за мной. Спиной чувствую их горячее дыхание. Загоняю подчиненных, но иначе нельзя. Отдыхать будем после боя.
Штурмовики с приданными разведчиками и добровольцами, среди которых, словно настоящий Тарас Бульба, возвышается Гиляровский со своими вислыми усами и в залихватски сбитой на затылок папахе.
Бросаю на мое воинство внимательный взгляд. Спасибо финскому троллю – у всех в руках мощные дробовики. Быстро он с ними подсуетился.
– Корнет, дымовые шашки готовы?
Командир штурмового взвода кивает. Он очень собран и бледен.
– Не тушуйтесь, Женя. Самурай не боится смерти, потому что уже мертв.
– В смысле?
– Избрав военную стезю, вы должны понимать, что просто находитесь в отпуске у Смерти. Так понятно?
Измайлов, поразмыслив, кивает. Есть все-таки что-то в восточной философии.
Ветер на японские позиции.
– Поджигайте шашки.
Густой едкий дым тянет на захваченные японские окопы. В окопах слышны тревожные свистки японских унтер-офицеров, гортанные крики. Дым наползает на брустверы окопов и скрывает их своей пеленой.
Кричу выпью. Надеюсь, у тачанок услышат сигнал.
Тонкий приближающийся многократный свист. Разрывы накрывают японские позиции.
Я точно знаю, сколько мин у Власьева. Загибаю пальцы, считая про себя. Всё, эту часть марлезонского балета отстреляли.
Измайлов в напряжении смотрит на меня, ждет отмашки.
Отрицательно мотаю головой: рано.
Приближается ужасающий, выворачивающий душу наизнанку вой ракет. Даже меня оторопь берет, что уж говорить об остальных моих бойцах. Про японцев даже стараюсь не думать.
Молодцы китайцы – отличные свистелки придумали.
Разрывы накрывают захваченные японцами окопы. Через минуту все повторяется. Всё. У Трубецкого в распоряжении остался последний комплект ракет. Наш резерв.
– Лукашин, отводи противнику глаза!
– Щас, вашбродь.
Характерник замирает, словно уходит куда-то вглубь себя.
– Командуйте, корнет, – толкаю Измайлова в бок.
Тот мгновенно реагирует:
– Отряд! В атаку!
Вскакиваем и бежим в сторону окопов. Надеюсь, самураям пока не до нас, а то перещелкают как куропаток.
Но, видать, хорошенько их приложили наши мины и ракеты. Ни одного выстрела с бывших наших позиций.
Врываемся в них, спрыгивая на головы ошалевшим от артобстрела японцам. Басовито громыхают помповухи, сметая словно метлами своими зарядами врагов. Недаром в моем мире в Первую мировую их прозвали «окопными метлами».
Аннибал держится за моим плечом с «мадсеном» наготове. За нами сгрудились вооруженные саперными лопатками и топорами «добровольцы» из бывших хозяев этих окопов.
Добегаем до поворота, где окоп изгибается резким углом. Слышны отрывистые команды на японском. Поворачиваюсь к одному из бойцов Бузулукского пехотного.
– Знаешь, что там?
– Офицерский блиндаж, вашбродь.
– Аннибал, ручные гранаты есть?
– Пара штук, господин штабс-ротмистр.
– Давай сюда.
Аннибал протягивает мне две наши самоделки. Выдергиваю кольцо и бросаю одну за угол.
– Бойся!
Три, два, один… Взрыв.
Вторая повторяет судьбу первой.
Осторожно выглядываем. Мешанина из тел, земли и обломков досок перед входом в офицерский блиндаж. Дощатая дверь вынесена ударной волной, за ней клубится тьма. Черт его знает, что там внутри. Ну-ка, от греха подальше.
Поднимаю минометное ружье Власьева. Мину в ствол, передернуть затвор, досылая пулю, прицелиться… Жму на спусковой крючок.
Мина влетает в дверной проем и взрывается внутри. Крики боли, проклятия на японском. И нечеловеческий рев.
Амулет на груди жжет кожу.
Огромное косматое выше человеческого роста звероподобное существо, покрытое густой шерстью, лезет из глубин блиндажа.
Аннибал жмет на курок «мадсена». Наши выстрелы чудовищу нипочем – оно разевает клыкастую пасть. И из нее с шипением вылетает огненный сгусток.
Ох, едрит твою мать! Отороси – редкая японская демоническая тварь.
Крик боли, запах горелого мяса – Аннибала отбрасывает назад.
Торопливо снаряжаю свое минометное ружье. Вскидываю к плечу. Жму спусковой крючок. Сильный толчок в плечо. Грохот взрыва.
Демона-огнеплюя отбрасывает назад, но большого вреда не приносит. Он снова поднимается на лапы, открывает чудовищную пасть.
– Назад! Быстро!
Стремительно откатываемся за изгиб окопа. На лицах бойцов-бузулукцев ужас.
– Сожжет! Как пить дать – сожжет!
– Молчать! – рявкаю я. – Еще слово и я сам тебя раньше сожру с потрохами!
Паникер испуганно замолкает.
Что делать… Мои руки шарят по самодельной перевязи с минами. Кроме обычных, Власьев сработал пару противодемонических боеприпасов с доброй порцией освященного серебра.
Ага. Вот она.
Пальцы дрожат. Отороси ревет за поворотом окопа. Слышно, как он приближается к нам.
Щаз ты у меня получишь, сволочь! Минометное ружье снаряжено. Палец на спусковом – крючке.
Вот и жуткая морда в прицеле. Пасть раскрывается.
Стреляю. Мина успевает влететь и взорваться в пасти чудовища за секунду до того, как оттуда должен был вылететь очередной огненный шар.
Оглядываюсь на бузулукцев.
– Штаны мокрые, зато сами живые. Собрать оружие!
Сам наклоняюсь над вольноопределяющимся Аннибалом. Готов. Снимаю фуражку, осеняю себя крестным знамением.
Короткая вышла у парня фронтовая биография. Скольких еще не досчитаемся в этом бою…
– Господин штабс-ротмистр, – измазанный кровью и грязью Романов козыряет, – корнет Измайлов просил передать. Окопы захвачены, японцы отступили.
– Потери большие?
– Не без этого. Где-то до четверти состава.
Два десятка убитых… Многовато.
– Борис, передайте корнету – закрепляемся на позициях. Потом бегом к Трубецкому – пусть перебрасывает тачанки сюда. Уверен, японцы в ближайшее время пойдут в контратаку.
Романов козыряет и бежит по окопу выполнять полученное приказание.
Ко мне подтягиваются вооружившиеся трофейными «арисаками» бузулукцы.
Поднимаю
