И наконец я произнесла слова, которые заготовила заранее.
– Пожалуйста, позаботься о Хосино-куне.
И, кусая губы, поклонилась.
Не хочу я этого делать. Очень не хочу. Однако я уже приняла решение: я отдам Хосино-куна этой девушке, хоть и ненавижу ее.
– Я хочу поддерживать Хосино-куна… хочу быть рядом с ним и поддерживать его! Но мне самой приходится полагаться на других, я это прекрасно понимаю. Сама я ничего не могу. Я слабая… я была бы для него лишь проблемой!..
Я не могла поднять голову. Мне было так страшно, так грустно, так не хотелось признавать поражение; слезы текли без остановки.
– Наверняка я бы завоевала его даже с таким телом! – воскликнула я.
– Мм.
Это была ложь. Я отлично знала, что между этими двумя есть особая связь, которую мне никогда в жизни не порвать. Даже будь я в отличном состоянии, у меня не было бы ни шанса. Отонаси-сан тоже это знала и потому просто молча слушала, как я выплевываю свои глупости.
– Я люблю Хосино-куна и наверняка буду любить, даже если он так и не заговорит!
– Мм.
– Такая любовь бывает раз в жизни. Она столько значит для меня!
– …Мм.
– И у Хосино-куна тоже ко мне есть чувства. Да… я еще не проиграла! Я… не проиграла. Не проиграла! – и я снова закусила губу. – Но… но!..
Хосино-куну я не нужна…
– Но у него не я!
Ему не нужна я, Касуми Моги.
Ему нужна Мария Отонаси.
– Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа!
Я разрыдалась, не в состоянии больше удерживать в себе свою боль.
Отонаси-сан не стала делать ненужных вещей – там, обнимать меня или утирать мне слезы; она просто терпеливо ждала, пока я успокоюсь.
– Моги, – твердо произнесла она, когда я выплакалась. – Я обещаю тебе, что Кадзуки вернется к нормальной повседневной жизни.
Я сквозь слезы посмотрела на Отонаси-сан.
– Твои чувства к нему, несомненно, повлияют на Кадзуки в лучшую сторону. Они помогут ему вернуться. Это будущее обязательно наступит. Поэтому позволь мне сказать тебе заранее.
Мария Отонаси низко поклонилась мне.
– Спасибо тебе за то, что веришь в Кадзуки.
Такое ее поведение совершенно выбило у меня почву из-под ног. У меня даже смешок вырвался.
– Мне до тебя далеко, да…
Да уж. Мне ее не нагнать.
В смысле – Отонаси-сан искренне и твердо верит, что Хосино-кун поправится, несмотря на его нынешнее состояние. А я верю, что буду любить его, даже если он так и не придет в себя. Это мои истинные чувства, и они же – доказательство моей слабости.
Потому что они означают, что я не верю в его возвращение.
А у Марии Отонаси нет ни малейших сомнений. Она твердо верит в то, что он вернется, и ждет этого.
Вот почему именно она должна быть рядом с Хосино-куном.
Тяжелый груз вдруг спал с моей души, дав мне трудноописуемое ощущение свободы. В первый миг это чувство меня удивило, а потом погрузило в уныние; лишь теперь я осознала, что любовь, когда-то спасшая меня, впоследствии превратилась в обузу.
– Ах…
Моя первая любовь закончилась.
Влюблюсь ли я еще когда-нибудь?
Будет ли еще когда-нибудь кто-нибудь на меня опираться?
Найду ли я для себя особое место в мире?
Я продолжаю купаться в меланхолии, когда кто-то вдруг рассыпает у меня над головой горсть лепестков сакуры. Я удивленно оборачиваюсь.
– Привет, звезда!
Я глубоко вздыхаю, услышав глупый титул, и опускаю лук.
Эта загорелая женщина без косметики, ужасно выглядящая в своем белом халате, – мой физиотерапевт.
– …Не зовите меня так, Рёко-сэнсэй.
Глядя на мое недовольное лицо, она ухмыляется и отвечает:
– Прости, но теперь мы тебя по-другому звать не можем!
– Почему?..
– Потому что тебе только что пришло еще одно приглашение на интервью! И на этот раз – от суперизвестного круглосуточного телеканала! Конечно же, ты согласишься, да?
Шумная, как всегда.
– …Я не хочу! Пожалуйста, откажитесь.
– Что, опять? Слушай… не хочешь узнать мое личное мнение на этот счет?
– Давайте…
– Я думаю, тебе надо хвататься за этот шанс! – и она выставила вперед палец. – Если ты появишься на экранах, люди по всей Японии будут тронуты твоей улыбкой! У тебя поразительная способность совершенно не выглядеть жалостливо, несмотря на свое положение. Ты можешь полностью изменить то, как все смотрят на людей с ограниченными возможностями! Если ты продолжишь появляться на телевидении, люди с ограниченными возможностями будут все легче интегрироваться в общество! У журналистов из масс-медиа нюх на такие вещи, и им нужна ты. Ты обязательно должна начать петь, танцевать, участвовать в светской жизни, и ты точно станешь самой популярной среди девушек в твоем положении! Это будет революция! И пациенты, и мы, физиотерапевты – мы все будем в восторге от того, что нас станут лучше принимать, и добиться этого можешь только ты! Это твоя судьба!
– …Я это все уже слышала более чем достаточно, – качаю я головой.
– Мм? Что?
– Я сказала, что слышу все это уже который раз. Ваше личное мнение? Да нет в нем ничего личного.
Однако Рёко-сэнсэй действительно верит в меня.
– Но…
Спасибо.
Я не могу выразить свою благодарность вслух.
Конечно, она преувеличивает; едва ли все пойдет так гладко. Но, к моему удивлению, даже в моем нынешнем положении у меня есть шанс сделать мир немножко лучше. Это дарит мне надежду.
Существует множество того, что я больше не могу делать. Такова данность. Но в то же время, возможно, появилось что-то, что могу делать только я. Не настолько яркое, как превращение в звезду, но что-нибудь маленькое – что-нибудь скромное.
– …Я подумаю об этом, когда у меня будет побольше внутренних резервов.
Сейчас я полностью занята попытками справиться с собственной ситуацией.
– Хмм? Все-таки немножко заинтересовалась? Тогда буду ждать ответа.
– Гх… нет, сейчас мне это совсем неинтересно…
Я знаю Рёко-сэнсэй: если я не дам понять совершенно четко, что отказываюсь, она вытащит меня на сцену – я и глазом не успею моргнуть.
– Правда же, я еще не готова!
– Хм? Не готова к чему именно?
– Ну, в смысле… Если я стану знаменитой, меня еще больше будут доставать поклонники, и всякое такое…
Едва произнеся эти слова, я поняла, что совершила ошибку. Глядя на Рёко-сэнсэй, я вижу, что ее лицо сердито дергается.
– Больше всего меня раздражает то, что ты это говоришь на полном серьезе. Запомни, девочка, когда ты перевалишь за двадцатилетие, то перестанешь быть такой особенной! В Японии все мужчины в душе педофилы!
