Вот поэтому синайская эпопея 12-го тяжелого танкового полка была распланирована с нечеловеческой интенсивностью. И именно поэтому «Андромеды» доставили новые, в заводской упаковке двигатели МТД-5 прямым рейсом из Харькова на следующее же утро после эмоционального разговора Зуева с Растовым.
Монтируя новую игрушку, мичман Игневич радовался как дитя.
— Вот! Вот! Глядите, товарищ капитан… Виноват, майор! — Игневич тыкал черным пальцем в сплетение сияющих маслопроводов. — Это уже новое, усовершенствованное изделие! Вот сюда, — Игневич запустил руку в двигатель по локоть, похлопав ладонью снизу по чему-то невидимому, — они добавили два пневмомолотка. Спросите: зачем? Ну, спросите!
Растов поглядел на мичмана почти с нежностью.
— Зачем?
— А затем! Затем, что сквозь все пустынные воздухофильтры двигатель нагребает пыль! Чемоданами! А пыль — это твердые частицы. Они спекаются кожухом на лопатках турбины. Двигатель накрывается звездой. А у этого все учтено! При запуске молотки выбивают длинную дробь… Сбивают нагар… И все! Вуаля!
— Слышно?
— Что слышно? — испуганно переспросил Игневич.
— Ну, дробь эту… Длинную?
— Слышно, конечно. Если в правильный момент вот сюда, — Игневич любовно положил руку на корпус, — ухо приложить.
Растов боялся, что их будут учить чему-то еще и еще. Выкатают ресурс и этих, новых, двигателей. Снова примутся орать и требовать. Танкисты окончательно озвереют от ожидания непонятно чего…
А он уже не мог учиться. Душа просила того, ради чего, собственно, учатся.
Дела. Боя.
Но в высших сферах уже вызрели планы.
Люксоген уже был закачан в танки двухсот кораблей Второго и Главного Ударных флотов. В наглухо засекреченной межзвездной дали выросла оперативная база «Цитадель». А шесть лучших дивизий, доукомплектованных техникой и личным составом до полного штата, изготовились к крупнейшей десантной операции в истории России.
Поэтому на новых двигателях рота Растова прошла по Синаю всего два часа. А потом их всех загнали на МАЗ-800 и повезли на космодром Святой Екатерины, что располагался у подножия горы Джебель Муса.
— Эх, красотища какая, — сказал Игневич, созерцая, как над бархатно-синими горами занимается нежный, словно перси восточной гурии, рассвет. — Даже жалко улетать.
— Побойся Бога, мичман, — заныл Помор. — Через час солнце встанет, и снова начнется этот ад, снова как на сковородке…
Игневич аристократично подернул плечом.
— Ты так говоришь, будто знаешь, куда нас перебрасывают. Кто тебе сказал, что там, в месте назначения, климат будет лучше, чем здесь?
За Помора ответил Кобылин.
— У меня лично сомнений нет: высадят нас на Паркиду. Там, если верить справочникам, жарче плюс тридцати не бывает даже на экваторе… И это обнадеживает!
— Но пустыня же все равно? — Помор был непоколебим в своем пессимизме.
— Пустыня, да. Но жариться мы там не будем!
— Тогда зачем нас так мучают? Могли бы по Калмыкии спокойно кататься! Там попрохладней.
— А это все потому, лейтенант, — сказал материализовавшийся из ниоткуда Растов, расплываясь в плотоядной ухмылке, — что боец должен начальства бояться больше, чем неприятеля.
— Это садомазохизм, — проворчал Помор.
— Садомазохизм — в Европейской Директории. У нас это называется — «армия».
Глава 4
ДИДИМОВ-ЗАТОНСКИЙ, СПЕЦУПОЛНОМОЧЕННЫЙ
Июнь, 2622 г.
Передовая база «Цитадель»
Заданный район мирового пространства
Совсем недолго Растов прожил с надеждой, что концентрация войск для решающего удара по врагу будет производиться в Городе Полковников на Восемьсот Первом парсеке. А значит, он, возможно, увидится с Ниной.
Но вместо планеты С-801-7 и завьюженного Города Полковников танкистов-гвардейцев ждали пониженная сила тяжести, бесконечные коридоры и тесные кубрики. Потому что исходным районом для стратегического наступления была определена гигантская космическая база, специально построенная для этого в мировой пустоте неподалеку от довоенной границы с Конкордией.
База именовалась «Цитадель» и состояла из десятков состыкованных друг с другом старых орбитальных крепостей, транспортов, танкеров, доков. Причудливая этажерка из разномастного железа тянулась ввысь и в стороны на многие километры. Десятки боевых кораблей, до линкоров включительно, охраняли базу, окружив ее несколькими кольцами, дополнительно уплотненными сотнями флуггеров-истребителей.
Но Растов и его бойцы всего этого военно-космического великолепия видеть не могли. О масштабах сооружения им, как и всем прочим сухопутчикам, оставалось лишь догадываться, ведь абсолютно все иллюминаторы в местах обитания 12-го гвардейского танкового полка были наглухо заварены.
Чтобы танкисты не скучали и не задавались лишними вопросами, командование придумало им вагон развлечений с матчастью.
Поверх стандартной заводской зеленой грунтовки матчасть полагалось покрасить в пустынный камуфляж.
Далее — укомплектовать разными боевыми модулями в соответствии с распределением тактических ролей машин внутри подразделения. Затем модули эти настроить и, если требуется, пристрелять.
Ну а когда все это было сделано, выяснилось, что в целях соблюдения секретности и введения противника в заблуждение надо… сменить всю систему нумерации машин!
Вместо привычных и понятных взводных диапазонов номеров (101–103, 201–203 и 301–303) гении из штаба дивизии постановили, что машины первой роты должны нумероваться следующим образом: 42–44 в первом взводе, 52–54 во втором взводе и 62–64 в третьем. Раньше Растов точно знал, что «триста первый» означает машину комвзвода-3. А теперь пойди запомни, что это почему-то 62!
Покусился штаб и на святая святых: сотый номер комроты. Теперь Растову предписывалось вообще не наносить на башню своего танка какие-либо цифры. Зато комроты должен был придумать себе новый позывной и, более того, изобразить на башне персональную эмблему, отвечающую этому позывному — как принято в палубной авиации.
Растов шипел и плевался, но наводчика Кобылина новшество, наоборот, воодушевило.
— Не вижу проблемы, товарищ командир! — сказал он, жизнерадостно сверкая белозубой улыбкой. — Назовем танк «Динго»!
— Это еще поче… — начал было Растов, но вспомнил: — Понятно. Ну, давай… А кто рисовать будет? Ты?
— Я не умею, — развел руками Кобылин. — Могу только фотографию предоставить.
— Я могу, — сказал мехвод Помор. — Рисовать я, правда, тоже не умею. Но я возьму фото Кобылина и подкачу к военным топографам, они мне декалей на своей технике нахимичат. Мы их творчески порежем, на башню накатаем и по ним как по трафарету тогда уже.
