Анатолий Дроздов - Обезьяна с гранатой

Более всего обрадовался результату охоты барон.

– Здесь или нет хищников, или их мало, – сказал, разглядев добычу. – Иначе птицу давно бы сожрали.

Возле костра закипела работа. Флор принесла воды, затем ощипала добычу. Барон разделал ее, а Люк, насадив куски мяса на вертел, принялся их жарить. Флор занялась супом, пообещав приготовить из потрохов аппетитное варево. Алэйне занятия не было. Достав из сумки книгу, она отошла и уселась в виду костра. Несколько раз она ловила на себе удивленные взгляды барона. Наконец тот не выдержал и подошел.

– Не думал, что возьмете в дорогу книгу, – сказал, присаживаясь. – Что это? Рыцарский роман?

– Стихи.

– Чьи?

– Ансельма Безродного.

Глаза Рея стали большими.

– Не слышали? – удивилась Алэйне. – Империя зачитывается.

– Гм!.. – выдавил Рей. – И есть чем?

– Конечно! – заверила Алэйне. – Хотите, прочту?

Рей кивнул. Алэйне продекламировала:

– Славно? – спросила, закрыв книгу.

– Муть! – сказал Рей.

– Вы просто завидуете! – обиделась Алэйне.

– Чему?

– Душе и сердцу Ансельма. Как благородно выражал он свои чувства! Как страдал по умершей возлюбленной! Любая женщина мечтает, чтобы ее так любили!

Алэйне вздохнула.

– Не думаю, чтоб вам понравилась любовь Ансельма, – сказал барон. – Я знал его.

– Откуда? – удивилась Алэйне.

– Учились вместе.

– Расскажите! – встрепенулась Алэйне. – Какой он?

– Обыкновенный, – пожал плечами барон. – Шалопай и вертопрах, сын небогатого дворянина, которого родители по странной прихоти отправили учиться в Киенну. Ансельм этого не хотел, потому и взял такой странный псевдоним. В университете, как я рассказывал, дворяне стеснялись титулов. Словесности нас учил профессор Симплициус. На его лекции приходили с других факультетов – так интересно он говорил. По совету Симплициуса Ансельм стал писать стихи. Профессор хвалил его, но Ансельм не воспринимал это всерьез. Стихи раздаривал приятелям и даже менял их на выпивку.

– Не клевещите! – обиделась Алэйне.

– Чистая правда, миледи! Хотите, расскажу, как появилось это стихотворение? Ансельм ухлестывал за вдовушкой – из числа тех, кто одаряет благосклонностью юношей вроде него. Желаемого Ансельм добился, но ненадолго. Вдовушка предпочла ему другого – более знатного и богатого. Ансельм отправился в таверну – заливать горе вином. Там сидели приятели. Они знали о горе Ансельма и стали подшучивать над незадачливым любовником. В ответ Ансельм заявил: ветреницы для него не существует, она умерла в его сердце. Приятель поймал Ансельма на слове и предложил написать мадригал. Пообещал, если понравится, оплатить обед. Ансельм вызов принял. Достав бумагу и чернильницу, набросал дюжину строк. Вот этих. Прочел их. Все были растроганы. Приятель оплатил обед, Ансельм в благодарность подарил ему стихотворение. Думаю, он не подозревал, что со временем кто-то соберет и издаст эти опусы.

– Вы так умеете все опошлить! – надулась Алэйне.

– Пошлость – это правда, которую неприлично слышать, – возразил Рей. – Прилично промолчать. Не замечать, что герцогством правит развратная тварь, забыть, как девушку изнасиловали похотливые скоты – всего лишь за то, что она посмела одному из них отказать. А вспомнить, как на самом деле родились стихи Ансельма, и вовсе верх неприличия.

– Я не хотела вас обидеть! – поторопилась Алэйне.

– Вы ни при чем, – вздохнул Рей. – Я зол на себя. Было время, когда и я думал как все. Чванился титулом и мундиром, гордился вниманием красивых девушек. Все оказалось прахом: дворянство, чин, красота. Подлинным счастьем была любовь женщины, поруганной и отвергнутой всеобщим мнением, но по-настоящему благородной и чистой. Но даже ее я потерял.

– Вы молоды и красивы, – сказала Алэйне, – и еще найдете свое счастье.

– Кому нужен барон без баронства?

– Денег, которые вы получите, хватит на новое.

– Где я буду чувствовать себя чужаком? Посмотрите на Люка! Он до сих пор тоскует по Меррии. Едва привыкнув к новому дому, он вновь в скитаниях. Люк – очень хороший человек, миледи. У него добрая душа и чистое сердце. Недаром Флор к нему льнет. Женщины это чувствуют. Только все это зря. Флор – дочь дворянина?

– Разумеется, – кивнула Алэйне. – Она же фрейлина.

– Отец не отдаст ее за меррийца.

– Родители Флор умерли, она сирота и бесприданница. Да! – подтвердила Алэйне, уловив удивленный взгляд барона. – Ее воспитала тетка, желавшая сбыть племянницу с рук. Поэтому Флор согласилась стать фрейлиной. Сами понимаете, – добавила Алэйне, помолчав. – Желающих на это место было не много. Кому нужна слава распутницы? Флор нечего терять, потому она и льнет к меррийцу. Думаю, она не сказала, что бесприданница. Стоит Люку узнать, и он забудет о ней.

– Вы жестоки! – заметил Рей.

– Просто говорю правду. Вы ведь хотели этого?

– Иногда забываю, что вы несовершеннолетняя, – сказал Рей. – Из вас получится хорошая герцогиня, миледи. Жаль, что я узнал это при таких обстоятельствах. Повернись все иначе…

«И что? – подумала Алэйне. – Ты бы сидел в своем Бюи, а я – во дворце, окруженная льстецами. Возможно, Господь послал нам испытание, чтобы мы узнали друг друга? Когда все кончится, у меня будут преданные друзья – их тех, что служат не за награды. Я обещала им деньги, но Люк спас меня не ради них. От мертвой наследницы проку больше. Я этого не забуду. Сделаю меррийца бароном – он это заслужил. И пусть тогда, если захочет, женится на Флор. А Рей…»

Алэйне не смогла придумать, как ей поступить с Реем, решив отложить это до лучших времен. Они с бароном сидели, наблюдая за спутниками. Флор уже закончила с супом и теперь, примостившись рядом с Люком, махала иглой, зашивая тому порванный рукав. Мерриец смотрел на нее и улыбался.

– Идемте ужинать! – сказал Рей, вставая. – Надо отдохнуть – день был тяжелый.

Последующие дни прошли спокойно. Отряд пересекал луга и реки, взбирался на холмы и спускался в долины, пробирался лесом, но нигде не столкнулся с хищниками. Звери на пути беглецов попадались, но это были обычные волки и рыси, которые, завидев отряд, поспешно скрывались в зарослях. Дичи тоже хватало. На стоянках путники охотились или ловили рыбу.

– Видимо, осы в ущелье не пустили сюда чудовищ, – сказал Рей, заинтригованный таким обстоятельством. – Осам все равно, кого жрать: косулю или варга. Поэтому так спокойно. Повезло!