Послышался странный шум.
— Огонь, ага, по моей команде. — Мамонтенок напомнил, кто тут старший.
Из-за угла показалась тележка на роликах, застеленная накрахмаленной простыней, свисающей чуть ли не до пола. Тележку перед собой толкала медсестра, и делала она это столь спокойно и обыденно, что впору было усомниться в реальности происходящего: нет выстрелов и трупов, все идет своим чередом, и не воет сирена. Иван убрал палец со спуска, чтобы не выстрелить случайно, из-за нервов.
Лицо девушки до самых глаз прикрывал респиратор. И было в ее движениях, в ее внешности что-то неуловимо знакомое. Проследовав мимо, она каркнула:
— Люкс пятый. Дальше справа, вход уже свободный.
— Спасибо, Эльвирочка. — Голографическая маска на лице Тарсуса изобразила улыбку.
Легкий кивок в ответ.
Из-под простыни высунулась противная кибокошка породы сфинкс. Зашипев, она замахнулась лапой на Жукова-младшего, хотя их разделяло пяток метров. На спине у нее и на животе не хватало кожи, и потому виднелись провода и микросхемы. Мамонтенок починил свою кибернетическую игрушку, смекнул Иван. Ей бы пересадить кожу, сделанную матрикатором с первого этажа, — и не отличишь от настоящего животного.
Подпольщики в больнице плотно обосновались, комплексно. Чуть ли не всю станцию метро сюда перетащили…
Он первым зашагал к пятому люксу, который, должно быть, за углом. Если киборг, оставленный позади, и возмутился его самостоятельностью, то не вслух. Ему бы приструнить нахального союзника, а он…
Иван понял, что в него стреляют — бесшумно, конечно, — лишь когда Мамонтенок сшиб его на пол. Молча сшиб, не утруждая себя речами, не забывая долбить в ответ на поражение. Стреляли сразу с двух сторон — от альпийской горки, а заодно из туалета, привлекающего внимание вовсе не соответствующими буквами, но вспышками автоматных очередей.
Киборг прикрыл Ивана собой, чем спас от гибели. Пули рикошетили от широкой спины Мамонтенка и дырявили искусственную плоть, перебивали маслопроводы, путались в проводах и разбивали вдребезги микросхемы…
Союзника-то киборг прикрыл, а вот Эльвиру, девушку, из-за которой дезертировал, защитить не сумел. Она умерла мгновенно. Иван понял, что все кончено, увидев ее лежащей на полу в луже крови. Огнестрельное ранение в голову: пуля вошла в затылок, от лица мало что осталось…
Мамонтенок захрипел, дернулся встать, но Тарсус крикнул, что приказ и надо защитить парня любой ценой, и киборг — огромный, страшный — осел, вновь стал живой еще крепостью, прикрывающей Жукова-младшего от огня противника. Но кое-что Мамонтенок все же мог сделать.
Из-под простыни метнулось по коридору крохотное тельце, вскочило на ель, уходя от веера пуль, и оттуда уже, шипя, накинулось на милиционера. Тельце сумело когтистой лапой зацепить забрало, поднять… Как же кричал, визжал даже слуга закона, когда кибокошка выцарапала ему глаза, оторвала нос, откусила губы и лишь потом, сжалившись, перегрызла горло.
Не скучал и Тарсус. Двух очередей ему хватило, чтобы подавить огневую точку в сортире. Еще одного милиционера — мента паршивого! — Иван завалил лично, без малейшего сожаления: этот ублюдок кинулся на выручку товарищу, методично уничтожаемому кошкой. В общем, срезал его на раз, как в симуляторе.
Можно ли обойтись без гибели ни в чем не повинных граждан, исполняющих свой долг? Теперь Жуков-младший знал ответ на этот непростой вроде бы вопрос.
Нельзя. Тебя убивают — убивай и ты.
Нельзя. Они исполняют свой долг, стреляя в человека, который лично им никак не навредил. Так почему, защищая свою жизнь, ты сомневаешься?!
И потому — можно и нужно стрелять первым.
Можно и нужно убирать с пути тех, кто мешает тебе.
Иначе чужая пуля ударит тебе в затылок, выплеснув в воздух твой мозг вместе с лицом.
— Стой! Куда?! — Киборг попытался схватить Ивана, но не тут-то было.
Подбежав поближе к распростертому телу мента, как всегда в симуляторе, Жуков-младший сделал контрольный выстрел. К черту чувства, эмоции долой, его так учили ветераны, так велели поступать преподаватели в погонах. Не хватает еще подставить спину недобитому врагу. Распахнуть, значит, объятия, шагая к отцу, — и рухнуть перед ним с раздробленным позвоночником и дырой в легких? Ну уж нет. Иван не перса добил, не человека даже, а лютую, смертельно опасную тварь.
Зашипев, кошка отпрыгнула. Иван выстрелил и в ее добычу. Тарсус занялся аналогичной процедурой в туалете. У умных людей мысли — и поступки! — схожи.
Террорист Иван Жуков обязан поступать соответственно своему статусу.
— Мамонтенок, ты как? — Он старался не смотреть на киборга, Эльвиру тоже не разглядывал.
Сирена выла все громче. Закончив в сортире, Тарсус поднял автомат и трижды жахнул одиночными, безошибочно обнаружив и уничтожив динамики, вмонтированные в потолок. Стало тише. Значительно тише. Настолько, что Иван услышал топот на лестнице, к которой сразу же метнулся.
Вовремя — показались фигуры в ментовской форме.
Он дал по ним очередь чуть ли не в упор. Попал, конечно. Просто не мог не попасть. Бронежилеты не особенно помогли на расстоянии метров шесть. Еще очередь.
На лестнице матерились, кричали, плакали, но о том, чтобы продолжить восхождение, речи больше не шло.
Тарсус склонился над Мамонтенком, из которого слишком уж обильно, смешиваясь с кровью, текло масло. Подпольщик в черном помог киборгу добраться до трупа возлюбленной, и теперь, подхватив фигурку в униформе монашки-медсестры, Мамонтенок баюкал ее, издавая горловые звуки ларингофоном — он так рыдал. Его оптика втянулась под кустистую бровь, киборг ослеп от горя.
— Там, — махнул рукой Жуков-младший, обращаясь к Тарсусу, — еще менты, много… Остановил вроде. Надолго ли?
Тарсус кивнул — понял, что ситуация аховая. Погладил Мамонтенка по плечу, сказал:
— Мы уходим. Прощай.
Киборг проревел нечто невнятное, положил Эльвиру на пол. Он попытался встать — не получилось.
Иван хотел помочь, поднять, понимая, что это ничего не изменит, не сумеет он оторвать такую массу от горизонтали. Да что там он — ни один человек вообще… Но ведь так правильно, ведь своих нельзя оставлять. А Мамонтенок — свой. Эта тупая железяка спасла Ивану жизнь, он в долгу и…
— Маршал, оставь его.
— Что?.. Оставить?! Да это же Мамонтенок!
— Маршал, я знаю, кто это. Лучше тебя знаю. Но нельзя терять времени, и у тебя… у нас есть цель. А Мамонтенок… он сам справится.
Иван уставился на Тарсуса так, будто впервые видел. Да что он несет вообще?!
— Маршал, не унижай его сочувствием. В подполье так принято: раненых не забираем, они сами спасаются или кончают жизнь самоубийством, чтобы не выдать всех нас.
