И не дожидаясь, пока Максим переведёт, выскользнул в коридор.
Сначала Огница сидела молча, переваривала услышанное. Затем недоверчиво уточнила:
— Получается, этот Урмшур пришёл из твоего мира со звёздами?
— Нет, он из другого. Просто большинство планет круглые и вращаются вокруг своих солнц. Поэтому на них чередуются день и ночь, зима и лето… Во всяком случае, в нашей галактике так.
— Это сказки, — прошептала девушка. Но уверенности в её голосе заметно поубавилось.
— Да? В ваших мирах ночи нет, поэтому вы боитесь темноты и ничего в ней не видите. Шур бы тоже не видел, если бы родился в таком мире. И я.
— Ты видишь? — не поверила Огница.
— Ну… немножко. Мои предки ночами спали, а не…
— А-а-а!!!
Максим так дёрнулся, что чуть затылком о стену не припечатался. И Огница отпрянула в противоположную сторону. Но руку его при этом не отпустила.
— А-а-а! — визжал очнувшийся коротышка. — Где мои глаза?! Я ослеп! Помогите, хоть кто-нибудь!
— Не ори! — Максим тряхнул его за плечо. — Ничего с твоими глазами не случилось. Пока ты дрых, мы в следующий мир перешли. Здесь темно.
— Я тебе не верю! — не унимался тот. — Ты нарочно меня обманываешь. Я ослеп, я знаю, что ослеп!
Максим сплюнул в сердцах. Хотел было выволочь Гуню в коридор, показать сполохи вращающейся спирали, но тут же придумал кое-что получше. Нащупал сумку, вытащил из неё свиток карты. Изображение слабо светилось в темноте.
— Гляди, видишь? — сунул коротышке под нос.
Тот разом прекратил всхлипывать. Шморкнул носом, разглядывая картинку.
— Вижу… Макс, а ты не перепутал? Мож, вы не в ту дверь залезли? Здесь же никто не пройдёт, в такой темени!
Максим хмыкнул, пряча свиток назад в сумку.
— Ты что, темноты боишься? Ты же рассказывал, что олли живут под землёй. И к кротам в нору ты лазил, не боялся.
— Я темноты не боюсь, я потеряться боюсь. Норки же узенькие, в ней всегда стенки и потолок чувствуешь. В норках не страшно.
— Как так узкие? Ты говорил, что на Од’доме норы большие? Целые подземные дома! Врал, что ли?
Гундарин засопел громче. И тихо пробубнил:
— Откуда я знаю, какие дома на Од’доме… Мож, и нет никакого Од’дома. Мож, это сказки, как твой мир со звёздами…
— Мой мир — не сказка! — возмутился Максим. — Мой мир…
И замер на полуслове. В дальнем углу каморки, где они прятались, зашуршало. Звук был тихий, но вполне отчётливый, будто что-то увесистое, но мягкое проволокли по полу. Огница это тоже услышала, крепче вцепилась в его руку. Только Гуня не расслышал, переспросил:
— Так что твой мир?
В темноте грюкнуло. Этого звука не мог не услышать и коротышка. Он дёрнулся всем телом, подвинулся ближе к людям.
— Макс, что там? — срывающимся голосом прошептала Огница.
Максиму и самому это хотелось бы знать! Но мрак был таким плотным, что дальний угол не разглядишь. Даже непонятно, где он, этот дальний угол.
— Там кто-то ползёт. Большой, страшный, — залепетал Гундарин, продолжая пятиться, расталкивая задницей спутников. — Давайте уйдём отсюда, пока не поздно.
— Нет! — остановил его Максим. — Никуда мы не уйдём. Шур здесь нас будет искать.
Говорил, а у самого сердце в груди прыгало. Ну почему, почему он не прихватил с собой какой-нибудь светильник?! Привык, что в этих мирах всегда светло. Но никто же не обещал, что так везде будет! Недотёпа…
— Макс, — зашептала Огница, — может, гвыхи ушли от двери? Давай выберемся отсюда. Здесь мы точно умрём…
— Да, рыжая правильно говорит, — поддержал её коротышка. — Давайте убежим отсюда. А Шур умный, он нас найдёт.
Максим вдруг разозлился — и на ужас спутников перед темнотой, и на собственный страх. Вытащил станнер, помедлив, крикнул в темноту:
— Эй, здесь есть кто-нибудь?
Ответом была тишина. Ничего больше не шуршало, не стукало. Минута шла за минутой, а ничего не происходило. Послышалось?
Может, и послышалось. Но если не знать наверняка, то так и будешь таращиться в темноту, зубами стучать от страха.
— Пойду взгляну, что там такое, — громко сказал он. Поколебавшись, сунул в руку девушки станнер: — На, держи. Я и кинжалом управлюсь, в случае чего.
Он не стал фантазировать на тему «в случае чего» понадобится кинжал, и так мурашки по спине бегали. Осторожно, придерживаясь за стену, поднялся на ноги. Потолок оказался не таким и низким, как представлялось, не то что головой, а и вытянутой вверх рукой не дотянешься. Он попробовал стать на ушибленную ногу. Больно, но терпимо. Медленно, опираясь одной рукой на стену, а в другой сжимая кинжал, заковылял в темноту.
Он ошибся, предположив, что они сидели в маленькой коморке. Он проковылял десять метров, двадцать, тридцать, а стена не заканчивалась. То ли это был коридор, то ли зал. И не проверишь — отойти от стены Максим не решался, а глаза ничего не видели. Зря хвастался перед Огницей, — он был таким же слепым в темноте, как и девчонка. Всего и отличие, что темноты не боится…
Едва подумал так, как нога зацепилась за что-то. Сердце подпрыгнуло чуть ли не до макушки, Максим отпрянул, выставил вперёд кинжал… Но то, под ногами, не двигалось.
Не меньше минуты понадобилось, чтобы перевести дыхание. Он шагнул вперёд, осторожно пнул ногой. Мягкое, похожее на набитый трухлявой соломой матрац. Только откуда в подземельях криссов соломе взяться? Максим понимал, что надо бы присесть, ощупать находку. Но не лежала к этому душа.
Он переступил препятствие — не исключено, что именно оно и шуршало, свалившись невесть откуда, — пошёл дальше.
— Макс, ты где? — донёсся из темноты срывающийся шёпот Огницы.
— Я здесь, всё в порядке!
Он старался говорить бодро. Но голос невольно понизил.
Стена начала плавно закругляться, однако не в ту сторону, как Максим ожидал. Ничего не поделаешь, пришлось идти вслед за изгибом. И он оказался не единственным. Странная тут была планировка — стены помещения походили на поставленные вертикально громадные морские волны.
— Макс, ты скоро? — вновь долетел голос Огницы. Очень издалека.
Максим подумал, что пора возвращаться, что обойти их «каморку» по периметру не удастся… и охнул от боли, налетев на новую преграду.
На пути стояло нечто твёрдое, достававшее Максиму как раз до подбородка. Он отскочил, поднял кинжал. Выждал, шагнул вперёд. Кончик лезвия упёрся в преграду. По форме эта штука напоминала спинку кресла, если к нему подойти сзади. С замиранием сердце Максим провёл рукой, ощупал его противоположную сторону. Пальцы ткнулись в мягкое, весьма похожее на «соломенный матрац», встреченный прежде. Если найденная им штука действительно была креслом, то матрац лежал в ней. Или сидел. Пальцы коснулись маленького, твёрдого, выпуклого, как бы пришитого к «матрацу». Вполне возможно, что это были застёжки… Или знаки различия на мундире.
