– А что там за эсмеральдит-4?
Дофинов мне вкратце объяснил. И заодно поведал насчет того, что Лиловая Башня – это в первую очередь не астрофизическое сооружение, а геофизическое. И что уходит от нее вниз на много-много километров в недра Глагола шахта, пробуренная клонами.
Я бы слушал его и дальше. Но решил из вежливости (неудобно было перед Данканом) прервать затянувшееся обсуждение Лиловой Башни и вернуться к более насущному вопросу, к бишопам.
Данкан был волшебно краток:
– Я и мои братушки боимся бишопов смотреть. Решили, лучше смотреть не будем. Чтобы не давать провокаций.
Я улыбнулся. Ох и дети же эти американцы!
– Тогда скажи своим братушкам, пусть опускают ковш экскаватора… Я уже все, что хотел, увидел!
Внизу меня встретил Цапко. Я давно не видел его таким жизнерадостным и возбужденным.
– Представь себе, до наших, на орбиту докричался! – сообщил он, улыбаясь.
Я возликовал вместе с ним. И правда, вот счастье-то! И не подумайте, что я тут иронизирую. Ведь для любой группы, заброшенной на чужую планету, восстановить связь с командованием – это самая насущная вещь.
– Ну и что они сказали?
– Ничего не сказали. Это я им сказал: где мы, что произошло. Но я по крайней мере получил в ответ квитанцию! Мол, слышали, приняли к сведению.
– Может, соизволят не только к сведению принять, но еще и что-нибудь сделать?
– Что, например?
– Массаж воротниковой зоны, – буркнул я. И мы с Цапко заржали – легко и радостно, как когда-то до войны.
А потом мы вместе с прогрессивными американцами-строителями отведали их полевого ужина: обещанные наггетсы, кола и блинчики с кленовым сиропом. После чего легли спать в их спортзале (две баскетбольные корзины, тренажеры верхней и нижней тяги, турник и неработающая беговая дорожка).
Часовым я оставил вызвавшегося добровольцем Млечина.
«Бессонница у меня хроническая», – пояснил он.
Август 2622 г.
Строительная площадка синхротрона
Планета Глагол, система Шиватир
Поспать нам удалось почти три с половиной часа, что для войны очень даже неплохо.
В 2.15 по местному времени наш часовой меня разбудил.
Разбудил опосредованно, через рацию, установленную на громкую связь.
– Здесь Млечин. К нам что-то движется!
Я проснулся мгновенно. С первым же звуком – привычка. И сразу сообразил: это ягну, долбаные епископы-бишопы.
Потому что больше некому. Если тебе говорят, что в лесу полно волков, уж будь уверен: нападут на тебя волки, а не белые медведи.
– Млечин, понял тебя! – рявкнул я в рацию. – Ноги в руки – и двигай прямо к своей машине!
Затем, обернувшись, я прокричал в темноту спортзала:
– Эскадрилья, подъем! По машинам! – и для усиления эффекта, который был, признаюсь, нулевым, я включил свет. Притом – сразу весь.
Когда мы ложились спать, я твердо решил для себя, что ответом на нападение бишопов может быть только одно – немедленное бегство.
Мы, семь пилотов с автоматическими пистолетами ТШ-ОН, на земле не сможем оказать серьезного сопротивления ни бишопам, ни эзошам, ни даже обычному отделению егерей «Атурана».
А «не сможем» означает – «не будем».
Когда мы выбежали на улицу, из соседней двери нам навстречу высыпали перепуганные американцы.
Как и положено начальнику, Данкан бежал впереди всех. На нем были ночные спортивные штаны с пузырями на коленях, майка с засохшими каплями майонеза и бейсболка с надписью «янкиз чего-то там». Лицо у Данкана было осунувшимся, а глаза, обычно ясные, казались двумя губками, напитанными грязной водой.
– Данкан, это бишопы… Идут по нашу душу! – крикнул я. – Скажи своим, пусть разбегаются и прячутся, кто где может.
Данкан, не откладывая в долгий ящик, перевел мою тираду для подчиненных.
Уже в который раз незнакомый американский показался мне по-средневековому трогательным и убаюкивающе мелодичным. Эх, может, надо было в Академии не выпендриваться, не строить из себя человека современного и прагматичного, а тупо американский в качестве иностранного языка взять?
Да, он ни к чему. Да, он бесполезен. Но он та-акой красивый! Такой мурлыкающий, округлый!
– Значит, улетаете? – спросил Данкан, пряча печаль.
«Слава Богу, не рассчитывает, что мы тут подрядимся его артель оборонять», – с облегчением подумал я.
– Улетаем, да. Точнее, не улетаем, а взлетаем. Когда будем в воздухе, постараемся ваших гадов ползучих по максимуму перебить. Но вы все равно действуйте, как привыкли… Прячьтесь… У вас ведь есть убежища, да? Сталинград не устраивайте!
Вспомнив расположение флуггеров, я на бегу приказал Дофинову:
– Вам придется взлететь последним! Ваш «Громобой» идеально подходит для ведения заградительного огня с земли. Прижмете ягну хотя бы минуты на три – уже хорошо.
– Почту за честь! – отчеканил Дофинов.
Я обрадовался – в глубине души я опасался, что Дофинов сейчас снова будет рваться покомандовать.
Мне выпало бежать дальше других.
Что, в общем, справедливо: командир эскадрильи должен проконтролировать занятие боевых машин своими подчиненными.
Вот я и контролировал. Хоть и без особого рвения.
Пак – тот уже в кабине. Вспыхнули посадочные фары его «Орлана», бортномер 208.
Следующий – Млечин, который примчался из своего ночного дозора на ярко-оранжевом моноцикле.
За ними – Дофинов, Княжин, Лобановский…
Цапко, чей «Орлан» был замаскирован особенно тщательно, спросонья пробежал мимо своей машины. Разиня.
– Серега, назад! Твой вон там! – подсказал я.
Вдруг присыпанный глиной брезент, облекавший «Орлан» бортномер 202, который пилотировал Цапко, с оглушительным треском лопнул.
Взметнулись заблестевшие в лучах дальних прожекторов стальные змеи.
– Бишоп!
Я припал на колено, вскинул свой пистолет и выпустил в поганца, напугавшего всех до судорог, целую обойму.
Цапко сделал то же самое. Увы, это не помешало закованному в сверхпрочный экзоскелет инопланетянину без видимого усилия вырвать с мясом носовую стойку шасси новехонькой боевой машины.
Носовой обтекатель «Орлана» тяжело ударился о грунт.
Увы, эту машину в воздух уже не поднять…
– Серега, полетишь со мной! – скомандовал я. – Бежим!
Но я не учел легендарного упрямства Цапко, имевшего, по моей реакционной теории, малороссийские корни.
– Я ему это так не спущу! – с мстительным прищуром Тараса Бульбы сказал он. – Матчасть мою портить!
Я взмахнул рукой, чтобы ухватить Цапко за шиворот и силой потащить за собой, но он с невероятной ловкостью одержимого вывернулся, заложил вираж и, взлетев по ступенькам, оккупировал водительскую кабину огромного бульдозера.
