Алиса отвернула голову, продолжая наблюдать за парочкой краем глаза, ибо понимала, что обладающая Силой легко почувствует прямой и пристальный взгляд. Почувствует и насторожится, а это может быть опасно. Сейчас даже магическое зрение не могло помочь Хохловой «вычислить» незнакомку. Маскировка блондинки была практически идеальной, но вот ее кавалер… Творец всемогущий! Как же Алиса раньше не заметила?! В его ауре зияли рваные прорехи. Она напоминала шубу, над которой основательно потрудилась моль. Причина такого эффекта могла быть только одна, и эта причина впивалась сейчас в губы молодого человека страстным поцелуем. Если до сих пор Хохлова еще могла допустить, что незнакомка относится к силам света, а маскировка вызвана тем, что она здесь с особой секретной миссией, то теперь последние сомнения отпали: перед нею враг, причем весьма опасный. Алисе доводилось уже сталкиваться с кромешниками, вселенными в человеческие тела, но ничья маскировка еще не была столь искусной.
Только тут ей пришло в голову, что сама-то она открыто сияет в пространство своей аурой младшего инквизитора Святого Ордена, и если блондинка это заметит, у Хохловой могут возникнуть серьезные проблемы. Сообразив это, Алиса поспешно отступила в глубь своего номера. Что же делать? Незнакомка явно очень опасна, но оценить пределы ее возможностей пока не получалось даже приблизительно. При мысли о том, что она может оказаться криганкой, Хохлова вдруг ощутила острый приступ тоски по родной Перми. Пожалуй, наиболее правильным в данных обстоятельствах было бы сразу вызвать подкрепление. Вот только как? Среди контактов в ее сотовом местные структуры Святого Ордена не числились, не говоря уже о стражах: как-никак ехала она сюда отдыхать, а не в служебную командировку. Звонить в родной город бесполезно: когда-то они еще появятся, а у парня, судя по всему, осталось не так уж и много времени. А после его смерти блондинка наверняка заляжет на дно, на время скрывшись ото всех, и найти ее будет предельно проблематично. Искать местных коллег наудачу? Так это надо в Иркутск ехать: вряд ли в Листвянке отыщется хотя бы смотрящий, не говоря уже о ком-то посерьезнее.
Так что же ей остается? Действовать самой, на свой страх и риск? Так ведь у Хохловой отнюдь не было уверенности, что ей удастся совладать с незнакомкой, кем бы она ни оказалась. И потом, не об этой ли угрозе предупреждало ее видение на дороге? «Не надо!» – сказали губы мужчины. Вот этого, скорее всего, ей и «не надо». И что же теперь – бросить бедного парня на произвол судьбы? Если он еще немного потусуется со своей белобрысой подружкой, его можно смело записывать в покойники: судя по дырам в ауре, блондинка на мелочи не разменивается.
Смерть… Вновь перед Алисой замаячила вполне реальная угроза прекращения земного существования. В течение какого-то периода после гибели Валеры такая перспектива вовсе не казалась ей пугающей. Но любое страдание со временем притупляется. Ее рана, конечно, до конца не зажила (и не заживет, наверное, еще долго), но боль уже утратила статус несовместимой с жизнью. Так что жить Хохловой хотелось. Хотя бы для того, чтобы делать все возможное для предотвращения новых смертей, подобных той, что исковеркала два года назад ее жизнь. И этот смысл сейчас был единственным. Отступить сейчас в сторону, позволив парню умереть лишь для того, чтобы самой продолжать существование? А как потом в зеркало смотреть? Нет, только не это!
Алиса осторожно выглянула из окна. Блондинка и ее кавалер стали удаляться в сторону озера. Надо последовать за ними, иначе… Что иначе, Хохлова не додумала, но исход, при котором эта прогулка станет последней в жизни парня, вовсе не казался ей невероятным. На сборы ушли какие-то секунды. Быстро покинув номер и закрыв его на ключ, Алиса стремительной тенью соскользнула по лестнице на первый этаж и оказалась на улице. Огляделась. Парочки не было видно. Впрочем, Хохлова помнила, в каком направлении они двинулись, и проследовала туда же, стараясь идти максимально быстро и бесшумно.
(Из воспоминаний Игоря Логинова)
Побережье озера Байкал к северу от Иркутска. 28 октября 2010 г.
Болото было довольно-таки живописным, хотя и мрачным. Местами росли невысокие и кряжистые деревья со скрюченными голыми ветками. Куда большие пространства занимали пожухлые заросли осоки и густых кустарников, а также изобилующие кочками бурые с прозеленью широкие участки без всякой крупной растительности. Кое-где они прорезались окнами черной воды, кажущимися провалами в неведомые бездны. Надо всем этим медленно полз полупрозрачный полог из ядовито-желтой дымки, искажающей очертания и без того уродливых местных деревьев и кустов, придавая им уж и вовсе фантастические, почти гротескные формы. Такова была открывшаяся моим глазам картина. У меня с ходу возникла ассоциация с Гримпенской трясиной. Казалось, еще немного – и раздастся вой собаки Баскервилей. Почва пружинила под ногами. Чувствовалось: лишь тонкий слой того, что только в насмешку можно было назвать земной твердью, отделяет меня от жадной чавкающей утробы гигантского болота.
Тем не менее я брел по нему, не проваливаясь, словно по наитию выбирая единственный безопасный путь в топи. Пространство вокруг казалось совершенно безжизненным: не было слышно ни пения птиц, ни кваканья лягушек, ни даже занудливого комариного зуммера. Ветер тоже полностью отсутствовал, в воздухе царила затхлая духота, наполненная запахом гниющей травы и прочими болотными миазмами. Помимо меня, единственным, что двигалось в этом мертвом царстве, была все та же молчаливо и зловеще наползающая дымка.
Я брел ей навстречу без всякой цели и смысла, чисто механически переставляя ноги, и казалось, что моему бесконечному, одинокому, уныло-однообразному пути не будет конца. Но вот что-то изменилось: шевельнулись кусты далеко впереди, и на границе большого открытого участка топи появилась человеческая фигура. Из-за большого расстояния и дымки мне было плохо видно, кто это, но складывалось ощущение, что фигура женская. Двигалась она достаточно решительно и, казалось, собирается не колеблясь пуститься в путь прямо через трясину. Я открыл рот, чтобы издать предостерегающий крик, но ни единый звук не нарушил мертвой тишины над болотом. Видимо, сама природа этого странного места препятствовала столь грубому нарушению своих устоявшихся веками законов. Мы – я и незнакомая женщина – были чужеродными элементами в этом унылом царстве всеобщего умирания, и если оно готово было до поры до времени терпеть наше присутствие, то на издание звуков его благосклонность явно не распространялась.
