— Пожалуйста, следуйте за мной. Вертолет из Претории заходит на посадку, и необходимо, чтобы вы и я присоединились на его борту к капитану Санмартину. Меня известили, что группа наемников захватила начальную школу и взяла заложников из числа преподавателей и учеников. Необходимо предотвратить волнения среди местных жителей и попытки вмешаться в ход операции. Одно время вы там преподавали. Потребуется ваша помощь.
В каком-то оцепенении Брувер позволила отвести себя на грунтовую посадочную полосу перед бункером 3-й роты.
Войдя, Харьяло заметил в углу рассевшегося на полу Евтушенко.
— В чем проблема, Антон? Пожар, потоп, враги? — обратился он к Верещагину.
— Последнее. Оставшиеся в живых наемники, раньше подчинявшиеся Чокеру, захватили начальную школу Луиса Тригардта. Они взяли заложниками сорок семь детей и восемь преподавателей. До этого они дохли от голода в лесу. У них плохой источник информации. Ребята требуют, чтобы им предоставили возможность покинуть планету и какую-то несуразную сумму. Кроме военных кораблей и «Сокаку», на орбите нет ничего, а мне говорили, что до Земли отсюда лететь и лететь.
— Это связано с убийством в ковбойских землях?
— Сомнительно. Мне нужно, чтобы ты взялся вести переговоры.
— А ты останешься и будешь отвлекать адмирала, пока не подключится полковник Линч?
Верещагин кивнул.
— Кто послан на укрепления?
— Тихару ведет туда взвод Пера Киритинитиса. Юрий будет там. Используй Тихару, если сочтешь нужным, но присматривай за ним. Он мечтает пройти победным маршем с мечом в руке. Я потратил чертову уйму времени, разубеждая его.
— В самом деле?
— Я привык, что мои приказы выполняются.
— Помнится, ты приказал Юрию пристрелить его, если он не будет держать язык за зубами, и мне ты говорил то же самое. А кто будет гладить по головке буров? Они же небось бьются в истерике!
— Бурами занимается Юрий.
— О боги! Он же только подольет масла в огонь! Поручи это Раулю, он может быть прекрасным дипломатом, если захочет. Это, наверно, от долгого общения с Кольдеве.
— У него своя задача. У Симадзу и Брувер тоже. Ханна там преподавала.
— А у меня своя задача. Какая?
— Снаружи тебя ждет Томас. Буханов сбросил все, что может вам понадобиться. Вступите в переговоры.
— Я доведу их до слез. — В дверях Харьяло, направлявшийся к ожидавшим его Томасу и «Воробью», столкнулся с Санмартином.
— Рауль, ты ознакомился с положением? — спросил Верещагин. Санмартин кивнул.
Антон переключил внимание на Евтушенко, который свернулся в углу на строительных чертежах и не обращал внимания на разговор. Он неторопливо поднял глаза й стал обрисовывать план, составленный согласно оценке местности, данной Мали-ниным. Верещагин терпеливо слушал.
— Одно замечание, — сказал он. — Меня не устраивает, что мы не в состоянии увидеть, что происходит в классах. Есть предложения?
Глаза Санмартина блеснули. Он понял, зачем понадобилось его присутствие.
— Как насчет того, чтобы подсунуть под дверь оптическое волокно?
— Может сработать, — медленно сказал Евтушенко. — Но у нас нет того, кто может проделать подготовительную работу.
— Ретт сделает.
— Вполне возможно, — согласился Верещагин. — Он, несомненно, не раз практиковался на дверях.
Часа будет достаточно? Рауль, мне нужно, чтобы ты и госпожа Брувер помогли Тимо наладить связи.
Евтушенко и Санмартин удалились в разных направлениях.
Три часа спустя Верещагин снова был на связи.
— Как дела, Матти?
Для Харьяло три часа тянулись целую вечность, но по голосу командира он понял, что для того время тянулось еще дольше.
— Не очень хорошо, но и не так чтобы совсем плохо, — ответил Харьяло. — Человек, С которым я веду переговоры, — профессионал. Знает, что вляпался, но будет играть до конца. Он засел в коридоре, но, я полагаю, устроился так, чтобы не получить пулю в затылок.
— А крыша?
— Мы не можем высадиться на скат. Юрий прав, приемлемого пути для переброски туда людей попросту не существует.
Общественные здания африканеров напоминают замки, и земля вокруг вылизана и причесана. Там нет ни прикрытия, ни мертвой зоны, о которой стоит говорить. Наемники хорошо выбрали объект.
— Как с точки зрения тактики?
— Лев закинул сенсоры. Кетлинский расшифровывает. В одном месте собралось десять наемников и, может быть, еще два, но вряд ли. Судя по звукам, наш друг с рацией сидит в кабинете директора, и с ним еще один. Заложники размещены в двух смежных классах, помеченных на вашей карте как «три» и «четыре». Наш друг уверил меня, что их охраняют люди, увешанные достаточным количеством взрывчатки, чтобы отправить сразу всех в мир иной, если мы попробуем что-нибудь предпринять. У меня нет причин не верить ему. Остальные наемники рассредоточены вокруг. По визуальным наблюдениям мы насчитали четыре скопления. Уничтожить?
— Нет необходимости. Можешь действовать быстрее? Адмирал не склонен идти на уступки.
Харьяло не сумел определить, сквозит в голосе Верещагина усталость или попросту отвращение.
— Может быть, шесть часов?
— Точно?
Харьяло представил себя в шкуре командира.
— Нет.
— И на том спасибо. Адмирал предпочитает решить вопрос оружием, и крайний срок у нас — два часа. Что говорит Лев?
Харьяло взглянул на Евтушенко и поднял два пальца. Евтушенко мрачно кивнул.
— Лев думает, что сможет.
— У меня своя задача, — сказал Верещагин, отключая связь.
Он продолжал сидеть у радио.
С тех пор как прозвучал первый вызов, Санмартин с десяток раз вознес хвалу Создателю за то, что на свете есть цензор Лю Шу. Запрет на передачу репортажей о событии держал ситуацию в приемлемых рамках. Пока Симадзу разбирался с корреспондентами, а Брувер успокаивала обезумевших от горя родителей, на долю Рауля остались задачи, требующие личного участия.
Одной из этих задач был лорд-мэр Претории. Верещагин смотрел на него как удав на кролика. Санмартин постепенно осознал, что его превосходительство знал английский ровно настолько, чтобы быть невыносимым. Хозяином на борту был Тимо Хярконнен, и Санмартин сразу же замахал, чтобы тот убавил громкость, когда рассуждает, не сплавить уважаемого мэра Палачу, которого его превосходительство боялся, и боялся заслуженно.
Хярконнен оставил тщетные попытки растереть побелевшие руки Брувер и вернулся к настройке своих приборов. Ей приходилось тяжелее всех. Ханна ведь знала детей, преподавателей и даже некоторых родителей.
