Он не успел закончить фразу, как занавесь из лиан дрогнула. Отодвинулась в сторону, пропуская… Существо было чем-то средним между козой и ланью. Маленькая, пятнистая, тонконогая козочка с глупой мордочкой и большущими чёрными глазищами. Существо постояло, посмотрело на пришельцев. Вильнуло беленьким хвостиком-метёлкой и принялось щипать траву.
— Мясо… — захлёбываясь слюной, прошептал Гундарин. Обернулся к спутникам, и во взгляде его была мольба.
— Оно не боится, — произнёс Шур. — Значит, на него никто не охотится.
— Макс, стреляй! — зашипела Огница. — Это же дичь! Стреляй, пока не убежала!
Максим повертел в руке станнер, нерешительно взглянул на сфинкса. Тот опустил веки, соглашаясь с девушкой:
— Стреляй, Макс. Нам нужна пища.
Максим навёл оружие на козочку. Ту это нисколько не обеспокоило, продолжала неторопливо пастись. Лучше бы она почуяла опасность, попыталась сбежать! Она выглядела такой беззащитной, что палец не хотел подчиняться. Да, в Отстойнике ему приходилось охотиться. Но то был совсем другой мир, и твари там жили другие. А здесь они словно попали в добрую красивую сказку. И он не мог эту сказку разрушить.
— Чего ты ждёшь? — Огница взмахнула кулачками. Подскочила к нему, протянула руку: — Дай я!
Он безропотно отдал оружие. Сухо хрустнул разряд, козочка удивлённо вскинула голову, посмотрела на обидчиков глупыми чёрными глазами. И повалилась на траву.
— И всех делов! — княжна вернула станнер, достала из чехла охотничий нож. Посмотрела на Гуню, на Шура. Спросила: — Кто мне поможет тушу освежевать и разделать?
Гундарин вызвался сразу же, но толку от него оказалось чуть, только в крови весь перемазался. Шур отогнал его и сам взялся за дело. А Максим предпочитал вообще не видеть, что там происходит. Уселся, опершись спиной о ствол дерева, и смотрел в противоположную сторону. На озерце, на водопад, на пробивающиеся сквозь его струи пурпурные и лазоревые сполохи, на кромку обрыва, покрытую высокой травой. Обернулся, лишь когда Огница позвала:
— Эй, «сказочник»! Хватит отлынивать, дрова для костра собирай.
Жаркое из козлятины получилось сочным и ароматным. Сготовила его Огница сама, без помощи «всяких там». Гундарин хрюкал от удовольствия, поглощая кусок за куском. Он даже снизошёл до того, что признал: «Гля, не думал, что от рыжей польза будет. Жаль, специй нету». Шур благодарил много и витиевато, но его неожиданное красноречие пропало втуне, — Максим не смог подобрать соответствующих слов на добрийском. И в который раз пожалел, что у Огницы в голове нет понимателя.
А ещё он чувствовал себя виноватым. Сидит, жрёт мясо, как ни в чём не бывало, и вегетарианцем становиться не собирается. А когда надо это мясо добыть, тем более разделать, то на попятный. Получается, что он слабак? Слабее девчонки?
Конечно, можно было придумать кучу оправданий. Вспомнить, что девчонка с детства к охоте приучена, он же, горожанин до мозга костей, даже курицу у бабушки зарубать не мог. Но здесь оправдания никого не интересовали.
Шур будто почувствовал, о чём он думает. Подсел ближе, улыбнулся:
— Не переживай. В твоём возрасте и я не смог бы убить беззащитное существо. В этом нет ничего зазорного. Это не слабость, скорее наоборот.
— В моём возрасте? А сейчас тебе сколько?
Шур задумался. Неожиданно надолго для такого простого вопроса. Но всё же ответил:
— Можешь считать, что мне тридцать пять. Но количество прожитых лет — это не показатель биологического возраста. Я думаю, что продолжительность жизни у наших с тобой рас не одинаковая.
Почему он сказал «можешь считать», Максим не задумался. Поспешил уточнить другое:
— А по-вашему, тридцать пять — это много?
Шур снова оскалил зубы в улыбке.
— Я уже не юноша, но ещё очень молод. Я был самым молодым в… — он осёкся. И добавил другим голосом: — Среди тех, кого похитили криссы.
Максим помолчал, не зная, как утешить друга. Неуверенно предположил:
— Ты их ещё встретишь…
— Они все умерли, — холодно отрезал сфинкс. — Иначе они бы нашли меня. Не будем больше говорить об этом.
После вкусного сытного обеда всех разморило. Да и мягкая трава, тенистые деревья, настоянный ароматом неведомых цветов воздух, мелодичные птичьи трели способствовали. И путешественники решили не торопиться, отдохнуть, отоспаться, как следует. Наконец-то на их пути встретился дружелюбный, приветливый мир.
Остатки мяса нарезали тонкими ломтиками, повесили коптиться над костерком. Огница и шкуру «козы» собиралась вычистить и просушить — в хозяйстве пригодится! На этот раз Гундарин в помощники не набивался. Он даже не дождался, пока с работой будет покончено: набил брюхо и завалился дрыхнуть. А когда Максим вызвался караулить первым, и Шур лёг спать. Лишь девушка не спешила укладываться. Всё возилась и возилась у костра, нарочито медленно и неторопливо. В конце концов Максиму начало казаться, что она специально тянет время.
И он не ошибся. Убедившись, что сфинкс и коротышка заснули, княжна заговорщицки предложила:
— Макс, я хочу искупаться. А то я вся грязная, прокопчённая. Пойдёшь со мной? Как в Добрии, помнишь? Здесь вода не холодная, не то, что у волосатых.
Максим не ожидал такого предложения. Поплавать как в Добрии? Это значит голыми? От одной мысли внутри стало жарко и волнительно. Он прекрасно помнил те ощущения. Купаться вдвоём с девушкой было одновременно неловко, но испытать это вновь хотелось ужасно!
— Я же караулю, — он развёл руками. — Мало ли что в этом мире водится.
— Карауль, кто тебе мешает? Озеро вон оно, в двадцати шагах. Успеешь предупредить, если что-то случится.
Максим прикинул, что с одной стороны она права. С другой — лучше было бы подождать, когда Шур его сменит… Не лучше! При посторонних Огница не полезет купаться голой. А он с ней вдвоём — и подавно.
Он кивнул, соглашаясь.
Вода в озере была отменной, как и всё здесь. В меру тёплая, в меру прохладная, как раз чтобы освежиться в жаркий летний день. В самом глубоком месте — под водопадом — она едва доходила до груди, а большей частью так и вовсе было по пояс. Не поныряешь, не поплаваешь, разве что бултыхаться, как малышня. Да и то сильно не порезвишься — Шур спит чутко. Но всё равно было здорово. Максим краснел, смущался, а голова сама собой поворачивалась в сторону обнажённой девичьей груди. Казалось бы, ничего особенного в ней нет, сколько раз видел и крупнее, и округлее — в кино и на картинках! А вот подишь ты, тянет, словно магнитом, не удержаться. И оставалось притворяться, что случайно взглянул. И ещё раз случайно. И ещё. Огница прикрываться от его взглядов не пыталась, только хихикала каждый раз, когда их перехватывала.
