упал. Леший наклонился ко мне — морда жуткая, вся шерстью заросла! И говорит: «Капище твоё сожгу и тебя вместе с ним»! Потом дым повалил, всё загорелось. Я насилу выбрался — и в Старгород!
Пафнутий замолчал и нерешительно взглянул на меня.
Я хмуро поглядел на Сытина.
— Херня какая-то!
— Полная херня! — весело ответил Сытин. Затем повернулся к растерявшемуся от наших слов Пафнутию.
— Вспомни точно и подробно. Ты зашёл в капище. Дальше что было?
— Леший идолы топором рубил, — ответил Пафнутий.
— А почему ты решил, что это леший?
— Так он мохнатый весь, ухал по-звериному! Да и кто ещё будет идолы рубить, кроме нечисти?
— Да уж больше некому, это ясно! Дальше!
— Я к нему подбежал, закричал. Он бросил топор, повернулся и ударил меня.
— Бросил топор и ударил кулаком? А потом пригрозил убить и сжечь?
— Ну да.
Пафнутий совсем растерялся.
— Понимаешь, Немой? — прищурился Сытин. — Божен, ты правильно сделал, что к нам его привёл.
Сытин поднялся из-за стола и прошёлся по комнате.
— Когда это случилось?
— Сегодня ночью, — ответил Пафнутий. — Я с обозом до Старгорода добрался.
— Ясно! — Сытин пристукнул ладонью по столу. — Ну, что, Немой? Сможешь на полдня Старгород бросить? Смотаемся в Чистые Мхи — верхом тут быстро. Надо девкиного отца расспросить. И этого, как его… Севку!
Бля! Здесь литовский посол воду мутит, там лешие капища жгут! А мне — хоть разорвись!
Ну, и куда податься? К умным, или к красивым?
— Так не нужно вам в Чистые Мхи ездить, — сказал Пафнутий. — Здесь они.
— Кто? — не понял Сытин.
— Севка и Настасьин отец, Сидор. Они обоз и привели.
— Ага! — просиял Сытин. — Где они остановились?
— Так за торговой площадью, на постоялом дворе. Там все останавливаются, кто в город торговать ездит.
— А когда они назад собирались? — спросил Сытин.
— Как всё продадут, так и поедут, — ответил Пафнутий. — Дня через три, не раньше.
— Ясно, — кивнул Сытин. — Ну, значит, время у нас есть. Ты сам-то где остановился?
— Пафнутий у меня поживёт, — вмешался Божен. — Только вот что, Василий Михалыч! С этим делом тянуть нельзя. Отец Пафнутий обязан доложить о происшедшем.
Сытин повернулся ко мне.
— Слушай, Немой! А прикажи-ка дружинникам взять этих молодцов. Пусть ночку в темнице посидят. А утром мы их допросим.
Я с сомнением посмотрел на Сытина.
— Давай-давай! — кивнул он. — Если они ни при чём — так на постоялом дворе сэкономят. А если замешаны — пусть посидят, подумают.
Я вытащил из кармана зеркальце.
— Прошка! Не спишь? Найди Джанибека и Сашку с Мишкой! И рысью к дому Сытина! Дело есть!
— А нам что делать? — настойчиво спросил Божен.
— А вы подождите пока, — ответил Сытин. — Отец Пафнутий, сходишь с дружинниками. Посмотри, чтобы они тех самых взяли.
— Нехорошо священнику арестовывать людей, — мягко ответил Пафнутий.
Сытин опёрся руками о стол и наклонился к нему.
— Ты за помощью пришёл? Так помоги нам не ошибиться.
— Я к вам не приходил, — тихо, но твёрдо отозвался священник. — Меня попросил Божен, и я доверился ему. Но, видимо, ошибся. Вы вместо того, чтобы нечисть унять, людей хватаете. Это не по-божески.
Он тоже поднялся из-за стола и повернулся ко мне.
— Спасибо за хлеб-соль, княже! Я сейчас же иду к старшему волхву.
Сытин крепко сжал губы.
— Да погоди ты! Опиши их хотя бы!
Пафнутий неохотно остановился.
— Севка — коренастый такой. Рыжий, лицо всё в крупных веснушках. Глаза голубые. А Сидор…
Тут Пафнутий снова замялся, подбирая слова.
— Сидор чернявый. Волосы, брови, глаза — всё, как смоль.
— Ладно!
Сытин махнул рукой.
Пафнутий кивнул мне и пошёл к двери. Божен поднялся вслед за ним.
Возле дверей Пафнутий остановился и бросил через плечо:
— Я предупрежу старшего волхва, что вы арестовали невинных.
* * *
Я проводил обоих святош до ворот. Отодвинул тяжёлый засов и потянул створку на себя. На улице стояли четверо монахов в длинных чёрных рясах, с копьями в руках. Их сопровождал высокий худой священник с серебряным крестом на груди. На его широколобом треугольном лице нелепым крючком торчал здоровенный нос, похожий на клюв.
Я рукой загородил дорогу Божену с Пафнутием. Крючконосый сделал шаг вперёд и сдержанно кивнул мне.
— Князь Добрыня Немой? Я — старший волхв Перуна, Воисвет. Позволь мне поговорить с братьями Боженом и Пафнутием!
Несмотря на вежливый тон, голос волхва звучал твёрдо, начальственно. На меня он смотрел холодно, словно оценивал.
Мне как-то сразу захотелось послать этого волхва на хер. Но я сдержал свой искренний порыв и кивнул головой. В конце концов, это их разборки, церковные. Да святоши, вроде, и сами собирались идти к этому Воисвету.
Воисвет перевёл взгляд на священников.
— Братья Божен и Пафнутий! Горько говорить, но вас обвиняют в поощрении святотатства! Я надеюсь, что это ошибка, но мы должны во всём разобраться. Идите за мной!
Пафнутий испуганно втянул голову в плечи. Божен покорно ссутулился. На меня они даже не оглянулись.
И я не выдержал.
Хера се! Свидетелей из-под носа уводят! Я князь, или кто?
— Эй, волхв! Я ещё не договорил со святошами! Да и сами они не очень-то хотят идти с тобой.
Взгляд волхва стал довольным и насмешливым. Как у сороки, которая списдила у растяпы блестящую побрякушку.
Этот гад словно ждал, что я полезу заступаться за Божена с Пафнутием.
— Извини, князь! Может быть, мы спросим этих почтенных священников?
Волхв только что в голос не заржал.
— Братья Божен и Пафнутий! Выполните ли вы мою скромную просьбу пойти в главное капище для разбирательства? Или предпочтёте остаться в гостях у князя нечисти?
— Мы идём! — нестройным, но дружным хором ответили святоши.
Тоже мне!
— Видишь, князь! Братья хотят как можно быстрее восстановить справедливость.
— Да мне по херу! — взбеленился я. — Я их не отпускаю!
— Во взгляде волхва появилась снисходительная жалость. Он заговорил с мной тоном, которым обычно разговаривают с маленькими детьми:
— Церковь не подчиняется земной власти, князь! Так было всегда, так будет и впредь. Если тебе будет нужен мудрый отеческий совет — можешь прийти ко мне, или к верховному волхву. Только сообщи заранее о своём приходе — мы можем быть заняты. У божьих слуг много дел.
Тут волхв кротко поднял глаза к темнеющему небу. Я увидел его длинную шею с острым выступающим кадыком.
Вырвать бы тебе его, бля!
Я услышал цокот копыт по деревянной мостовой. Из переулка выехали четверо конных.
Дружинники!
Сопровождавшие волхва монахи напряглись и крепче перехватили копья.
Волхв взглянул на дружинников и на мгновение задумался.
— Предугадать мой приход ты никак не мог,
