– Не… радуйся… Для тебя… ничего… не кончилось…
С каждым словом мертвец говорил все тише. На Эрвана он не смотрел, остекленевшие глаза по-прежнему пялились в закатное небо.
Эрван с ужасом глядел на западающую с каждым звуком грудь фомора. Мертвец не мог дышать, и последние остатки воздуха покидали лёгкие ради нескольких слов, сминая грудную клетку. Послышался глухой треск: не выдержали рёбра.
Мертвец умолк.
Всё ли он успел сказать? Эрвану было не до того: он боролся за жизнь.
Перед глазами поплыли фиолетовые пятна. С каждым мгновением нарастала слабость.
Эрван попытался нащупать клинок. Вот он! Пальцы сжали рукоять. Почти теряя сознание, не соображая толком, что делает, Эрван ударил жуткого противника эфесом в висок. Ещё раз… Ещё…
Дальнейшее он помнил смутно: кажется, мертвец ослабил хватку, разжал руки… Потом он упал – или нет? Его куда-то несли, говорили что-то, о чем-то спрашивали… Пристроили возле мачты, кто-то поддерживал ему спину…
Ушат воды в лицо.
Эрван вздрогнул, помотал головой.
«Ха! Это уже было! Кажется… Хорошо хоть, никто не кричит: „Бейся!“ Навоевался на сегодня – хватит!»
Он попытался глубоко вдохнуть и закашлялся – в глотку словно вбили кол.
Снова пальцы на горле. Тёплые, цепкие и осторожные.
«Лоэ…»
– Говорить можешь? Давай говори, что хочешь, любую чушь! Говори!
– Кх… Акх… кхажется… могу, – лёгкие с хрипом и свистом втянули воздух.
«Теперь не умру».
Эрван попытался улыбнуться. Лоэ улыбнулся в ответ.
– Что ж. Гортань цела, трахея тоже. Повезло тебе. Ещё пара секунд и…
– Адриан! – прервал доктора Бастиан. – У него кровь идёт!
– Пустяки. Царапины, ничего страшного. Хорошо, что фоморы почти не знают железа, – нашим оружием он бы ему рёбра в труху стёр. А так… меня куда больше беспокоит горло… – Лоэ с тревогой посмотрел на Эрвана, склонился к уху. Шепнул еле слышно: – Что он сказал?
– Чтобы я не радовался, ничего ещё не кончено… Вроде того, – кое-как просипел Эрван.
Лоэ угрюмо кивнул и отстранился. Продолжил обычным голосом:
– Это оказался не капитан, Гвент. Колдун, причём не из последних. Их просто так не убьёшь, – Лоэ насупился. – Провёл он меня. Он всех нас провёл, если на то пошло! И ведь помнил я про разрывной амулет… М-да… Будто наваждение какое-то. К счастью, мы недооценили его, а он тебя. Будем считать – легко отделались.
– А могло быть хуже? – спросил Эрван, осторожно массируя горло.
Сухой кивок.
– Ладно, хватит на сегодня. Ребята, давайте его аккуратно в мою каюту. Там перевяжу. А вам, Гвент, разрешаю потерять сознание.
Эрван благодарно улыбнулся и закрыл глаза.
Эрван Гвент. Дневник.
…Прости меня, Свисток. Я не успел с тобой попрощаться. Я не видел, как ты умер, не видел, как твоё тело предали океану.
Я пытался плакать… Честно. Но мешает боль. Не внутренняя, не душевная: врать не стану – самая обычная. Болят шея, бок и нога. Сильно, аж выть хочется.
И голова болит – тесно от мыслей: Где теперь фоморы? Куда теперь пойдёт судно? Во что мы ввязались? Что с нами будет? И воспоминания о тебе, Свисток, с трудом пробиваются сквозь кучу вопросов.
Понимаешь, Свисток, видно, я так устроен: тяжело сочувствовать, когда плохо и тревожно самому. Наверное, я скотина.
Если мне суждено будет вернуться, если доведётся побывать в твоём доме, увидеть твоих сестёр… Уверен, я все вспомню. Я все переживу заново. И тогда заплачу.
А пока… Где бы ты ни был сейчас, отдыхай – твоя судьба исполнилась.
А наша судьба – идти дальше.
...
«Горностай». Судовой журнал.
…Без двух дней середина лета, по римскому исчислению – 13 июля.
Штиль.
На рассвете умер последний тяжёлый. Общие потери составили пятнадцать человек: дюжина убитых при абордаже, трое умерших от ран.
Соответствующие изменения в списочном составе внесены в судовую роль.
Судно остаётся в условленной точке.
Капитан Салаун.
...
…Без одного дня середина, по римскому исчислению – 14 июля.
Из восьми лёгких шестеро достаточно оправились, чтобы приступить к своим обязанностям.
Ветер северо-восточный, умеренный.
Вверенное мне судно приведено к ветру и продолжает оставаться в условленной точке.
Капитан Салаун.
...
…Середина лета, по римскому исчислению – 15 июля.
Все раненые вернулись в строй.
Судно в условленной точке.
Капитан Салаун.
Эрван пристроился на канатной бухте возле бушприта. Поёрзал, устраиваясь поудобнее. Лениво посмотрел, как очередная группа матросов под началом Бастиана отрабатывает боевые приёмы. Потом вытянул ноги и закрыл глаза: лицо согревало дневное солнце, щекотал тёплый солоноватый ветер.
«Хорошо!» – Эрван вдруг понял, что впервые за три дня не чувствует боли.
– Не спи!
Он распахнул глаза, бестолково замотал головой: задремал, что ли? И когда успел?
Возня на палубе прекратилась, матросы разбрелись кто куда. Перед ним, ехидно посмеиваясь, стоял Бастиан.
– Обгоришь, опять тебя к Лоэ тащить придётся. А ты мне нужен. И чем скорее, тем лучше: видишь, один не справляюсь? Люди уже от безделья ворчать начинают.
– Они не от того ворчат, – ответил Эрван.
– Да? – заинтересовался Бастиан.
Он присел рядом, продолжил вполголоса:
– От чего же?
Эрван замялся: прослыть «ушами боцмана» не хотелось.
«Но и смолчать нельзя. Мало ли что из этого выйдет… Ладно, без имён!»
– Парням не нравится, что мы несколько дней торчим в этом проклятом месте. Фоморы утопили два корабля, нашему тоже досталось… И это не считая тех, ну, пиратов… Которые еле ноги унесли. Да ещё тот плот, помнишь? С трупами… Их кораблю наверняка тоже не поздоровилось. Вот ребята и боятся: ну как фоморы вернутся – не эти, так другие. Глубина рядом, опять-таки. По ночам спать неуютно, кое-кому уже всякие чудища мерещатся.
Бастиан хохотнул.
– Ну, это Гоэл, сморчок старый! Узнаю манеру. У него этих морских баек больше, чем вшей у рыбака.
Весёлость Бастиана внезапно исчезла, он впился в Эрвана тяжёлым, испытующим взглядом.
– Всё?
– Ну… В общем, да.
– Вот и славно, – Бастиан улыбнулся, осторожно, стараясь не разбередить раны, ткнул Эрвана в бок.
– Разве это недовольство, Гвент? Так, круги на воде. Просто большинство парней из рыбаков да с торгового флота. А там все всегда знают: кто, куда, почему и зачем.
Он лукаво подмигнул.
– Думаешь, я не могу прям щас встать и объяснить им, какого мы здесь забыли? Могу, ещё как могу! Но не стану: на боевом корабле матросы должны делать что скажут и молчать в тряпку. А куда идёт судно и зачем, не их дело – дисциплина, понял?
