– Увидели? Вот и славно. Наконец-то мы можем спокойно поговорить.
Ильин положил пистолет на ящик и выключил инфоблок. Ровно на пять секунд.
Через пять секунд инфоблок снова включился.
Самостоятельно.
– И опять скажу – не нужно вам так нервничать.– Голос был знакомый, но Ильин не мог вспомнить, где и когда его слышал.– Я хотел у вас узнать – все в порядке? Вы нормально доехали, вступили в командование?
– С кем имею честь?
– Да какая вам разница? – почти искренне удивился голос.– С доброжелателем.
– У меня за последнее время выработалась привычка посылать доброжелателей...
– Я знаю – в ж... И знаю, что один ваш недавний собеседник объяснял такое однообразие нежеланием и неумением выражать свои эмоции, так сказать, вербально...
– Пошел ты на хрен! – сказал Ильин.
– И клац трубку на телефонный аппарат! Или выключателем. Только сейчас это не получится. Свой инфоблок вы уже выключали. Он, кстати, и сейчас выключен. Можете проверить.– В голосе зазвучала ирония.– Я, собственно, чего вам звоню... Посоветовать. И не нужно говорить, куда мне засунуть свой совет. Я вам хочу посоветовать... не напрягаться. Вы как-то слишком близко принимаете судьбу этого вашего возрожденного батальона. Зачем?
Ильин не ответил. Сунул пистолет под подушку – от греха подальше, чтобы не поддаться соблазну влепить пулю в ни в чем не повинный инфоблок.
– Нет, вы можете не отвечать, но ведь себе самому вы врать не будете. Ведь не будете? Вы же сами вот недавно трепались с капитаном на эту тему – какого хрена возродили, за каким бесом пригнали сюда... Вы что – не поняли? Ну подумайте! У батальона нет нормального зимнего обмундирования. Палатки и чугунные печки не спасут от морозов, а ведь именно морозы начинаются. Можете сами проверить в Сети. До тридцати пяти. До минус тридцати пяти. У вас три топора, одна двуручная пила и саперные лопатки. У вас машины, не подготовленные к морозам, счастье, что Кудря ваш сообразил и теперь все машины стоят с включенными двигателями... А, простите, горючее? Тут даже воды нет. Ближайший водоем – болото в семи километрах. Колодец в вымершей деревне закрыт Биопатрулем. А водички у вас в баках осталось литров сто. Снег топить будете? Рискнете в пятнадцати километрах от Территории? В лесу, на сорок процентов пораженном чужой растительностью? Не отвечайте мне, сами подумайте, взвесьте.
Ильин снова не ответил. Нечего было отвечать.
– А я вам подскажу.– Голос стал мягче.
Каким-то вкрадчивым стал голос, проникновенным.
– Я – подскажу. Никто не будет с вами делиться информацией, а я – поделюсь. Вы личные дела своих подчиненных просмотрели уже? Обратили внимание, что все они – офицеры, прапорщики, солдаты – все из больших, многодетных семей. Кудря – отец пяти детей. У всех остальных офицеров – по два-три ребенка. Солдаты имеют по три-четыре брата или сестры. Обратили внимание?
– Обратил,– сказал Ильин.
Он действительно обратил на это внимание. Отметил про себя как некую странность.
– А в документах еще не указано, что все они без исключения имеют очень много родственников и родственные связи поддерживают неукоснительно. Того самого языкатого рядового, которого вы на днях швыряли в грязь перед строем, Максима Палина, на службу провожали полторы сотни родственников...
– И при чем здесь это? – не выдержал Ильин.
– Не спешите. Не нужно меня подгонять или перебивать. Я могу вообще обидеться и замолчать. А вам ведь только-только стало интересно... Ведь стало?
Ильин хотел промолчать. Но все-таки ответил:
– Стало.
– Во-от! Интересно! Любопытство, между прочим,– одно из самых сильных и полезных качеств человека. Знаете, сколько всего было совершено из любопытства? Но я сейчас не об этом. Я о вашем батальоне. И еще о трех десятках подобных ублюдочных формирований. Да, о трех десятках. Взгляните на карту.
Над инфоблоком развернулась карта. Вся страна – от Балтики до Камчатки. Четыре Территории – черные кляксы на розовом фоне. И ярко-красные пульсирующие звездочки вокруг черных пятен.
Не вплотную, не на самых границах Территорий, но – неподалеку.
– Вот ваш батальон,– сказал голос, и одна звездочка на карте засветилась чуть сильнее.– И еще девять по периметру Территории. Почти на равных расстояниях друг от друга. И во всех – те же самые проблемы, что и у вас. И во всех, что показательно, личный состав набран из больших дружных семей, поддерживающих близкие отношения даже с самыми дальними родственниками.
– И что? – спросил Ильин.
– Ну... Представим себе, что погибает человек. Одинокий, никому не нужный...
– Вот как я? – уточнил Ильин.
– Ну что вы! – возмутился голос.– Вы одинокий, но очень-очень-очень нужный человек. Вы даже представить себе не можете, насколько вы нужны человечеству. А? Оценили, как сказано? Человечеству! Вам когда-нибудь говорили, что вы очень нужны всему человечеству?
– Регулярно.
– Врете! А я – говорю правду. Но об этом – позже. А сейчас вернемся к одинокому и никому не нужному человеку.
Умер он. В морге в нем немного покопались на всякий случай, небрежно зашили крупными стежками и зарыли. Дай бог, чтобы отдельно, а не в братской могиле.
И никто ведь о нем не вспомнит и не узнает.
А вот в случае с членом большой семьи, клана, можно сказать, этот номер не пройдет. Эта смерть прозвучит. Прозвучит и аукнется.
Согласны?
А если согласны, прикиньте, что произойдет, если вдруг ваш батальон возьмет да и умрет в одночасье? Во-первых, это само по себе замечательный информационный повод – гибель батальона. И никого из обывателей не будет интересовать, сколько именно народу было в батальоне – сотня или полтысячи.
Погиб целый батальон.
А если таких батальонов будет три десятка? Это уже целая война получается. Такие потери! А тут еще у каждого из погибших семьи, дети, родственники... Вот в Патруле все было наоборот.
В вашей группе девяносто процентов личного состава были одиноки. А остальные десять имели кто мать, кто отца. Кто брата двоюродного. И умирали в результате тихо, без шума.
Вот вы, например. Взяли да и выстрелили себе в лицо в собственной однокомнатной квартире.
– Что? – не понял Ильин.
– Говорю, взяли да и выстрелили себе в лицо. Перед этим исписали все стены в квартире – «найти Грифа!» А потом выстрелили в себя из незарегистрированного охотничьего ружья. Я уж и не знаю, картечью или жаканом... Жуткое зрелище...
Картинка в кадропроекции изменилась.
Знакомая комната, тело посередине. Надписи на стенах. Разбитый телевизор. Тело одето в милицейскую форму, лица практически нет.
– Это, между прочим, вы,– сказал голос.– Выстрел услышал сосед, бросился к вам в квартиру, дверь оказалась открытой... Вызвали кого полагается. В прессу или Сеть информация не прошла. Да и особых кривотолков не вызвала.
