— Эх, времени мало, — пожаловался Борзов с порога и стянул шапку. — Ушел, черт ушастый. Собаки его гоняли-гоняли — без толку!
Собаки ворвались в хижину и разлеглись у печи, положив морды на влажные лапы. Борзов уселся на пустующую лавку, развязал шарф. Тихонов покосился на него с презрением и отвернулся. Борзов вскинул бровь и сделал вид, что не заметил.
Спустя пару минут ворвался Тирликас и потряс убитым зайцем, которого держал за уши:
— Вот он, заяц моей мечты! Здоровенный! Вот он!
Невзрачный, мелкий Жорик Тирликас был старше остальных воспитанников Реута как по возрасту, так и по званию. С малых лет он доказывал друзьям по песочнице, а позже — одноклассникам и однокурсникам, что не слабее их, где-то даже ловчее и смышленей, но все равно за глаза его называли Сперматозоидом или Живчиком.
Заяц лег на тетеревов. Тирликас потер ладони, отправил в рот кусок сала и зажмурился, жуя.
— Это что! — Тихонов извлек из сумки банку, открутил крышку толстыми пальцами. — Грибочки, опята! Сами собирали и мариновали, супруга у меня это любит.
Силин явился минута в минуту, без добычи. Вошел, пригибаясь, поставил у двери длинные, как он сам, лыжи, расправил плечи. Если надеть ему шлем рогатый, отрастить волосы — викинг будет. Каждый сублимировал, как мог: Борзов бои устраивал, Тихонов пил, Тирликас измывался над подчиненными, а Силин занимался спортом, благодаря чему в свои сорок восемь выглядел тридцатипятилетним.
— Собрались? — Он осмотрел комнату, указал на двухъярусные кровати, похожие на нары, и покачал головой. — Я ж туда не влезу. — Примостился на краю скамейки и уставился на Тимура Аркадьевича.
— Пора возвращать кесарю кесарево, — проговорил тот. — А людям — людское. У нас осталась неделя, чтобы подготовиться. Я надеюсь, всё так, как мы запланировали?
— У меня — да, — отчитался Силин и помрачнел. — Десять лет на пороховой бочке. Наконец-то.
— Давно уже готово, — махнул рукой Тихонов. — Тас-сказать, ждем-с.
— На самом деле все идет не совсем по плану, — продолжил Тимур Аркадьевич. — Но процесс запущен, и повернуть его не получится. Мой коллега в Японии вызвал огонь на себя. Связь с ним потеряна. Боюсь, подчистят весь его отдел, зато все внимание руководства приковано к Японии и мы можем завершить приготовления. Силин, твоя задача — ордер на обыск имения в Горетове, спецназ, мы это обговаривали. Тихонов, Тирликас — огневая поддержка, страхуете нас. Если провалимся — шарахнете ракетой, и чтобы никто посторонний нос в это не совал. Борзов — сам знаешь. Ты у нас по деликатным поручениям. Понимаю, что сейчас в стране относительно спокойно, но когда резонатор выполнит свою функцию, ситуация изменится в нашу пользу. И все равно возможны непредвиденные обстоятельства. Так что будьте наготове.
Тирликас поерзал на лавке и засопел, зыркнув на Реута:
— Не беспокойтесь, Тимур Аркадьевич, я со своей частью справлюсь.
— Надеюсь. Резонатор проявляет активность, значит, ситуация в стране и в мире будет усложняться, и я не успеваю подключить политиков. Будем действовать на свой страх и риск.
— А какова мощность резонатора? — Борзов закурил, выдыхая в сторону печки.
— Восемьдесят пять на данный момент, и это не предел. Кстати, у него самый высокий КП из всех ныне живущих. Но помните: мы рискуем, ведь все просчитать невозможно.
Тирликас поморщился, помахал рукой перед своим носом и зло покосился на курящего Борзова. Тот улыбнулся и спросил:
— Может, сразу шарахнуть? Взорвать гнездо к чертям?
— Я не хочу привлекать к этому внимание, — отрезал Реут. — Сделать все тихо, без лишнего шума. Ни одному человеку не захочется, чтобы им управляли инопланетяне или какая-то странная форма жизни, такую новость трудно переварить даже постфактум. Бомба — крайняя мера. Отряда спецназа, я думаю, должно хватить… Я пытался раздобыть сведения, сколько их и как они вооружены. Похоже, не так уж и много. Если они проявятся, их просто сметут. Основная работа начнется потом, после уничтожения Хозяев. Мы должны будем оторвать потребителя от кормушки, заставить поднять голову и посмотреть в будущее. Идеологическую основу для этого обеспечит мой резонатор, мы его направим. А сейчас, господа, по маленькой — за благоприятное развитие событий.
Тихонов крякнул и аккуратно разлил водку по рюмкам, приговаривая:
— Стопочки-то заждались!
Чокнулись. Выпили. Замолчали. Гудел генератор, гудела печь, да ветер посвистывал в щелях. Каждый думал не о том, как поднять волну и лететь на ее гребне к богатству и славе, а о скором избавлении, о своих близких, над шеями которых зависло лезвие гильотины.
* * *
За ним следили. Ник почувствовал чужое внимание, навязчивое и липкое, еще по дороге. Расслабленный, он болтал с Олегом, и тут щекоткой продрало: следят. Ник прикинул, сказать Олегу или нет, и решил воздержаться: подумает еще, что он упился и галлюцинирует. Ощущения — не доказательства.
— Посмотрел я на твой «Щит». Хорошие ребята, — вслух размышлял Олег. — Если бы не работа, я бы к тебе присоединился. Не, ты не подумай, я догадывался. Мне Тимур Аркадьевич как-то рассказывал… У меня КП — сорок! Стабильный, с этим повезло, а то ломали бы.
— Давно ты в «Фатуме»?
— Лет десять. Как из армии уволили… В общем, некрасивая была история. Тимур Аркадьевич выручил. Я за него убить, наверное, могу. У него нас, благодарных, целая армия. И чины высокие есть, сам возил. У меня семья — деньги нужны, вот в «Фатуме» и работаю. А числюсь лично Тимура Аркадьевича подчиненным. Он мне и допуск выправил по второй форме, а то, знаешь, с судимостью не дают.
Ник удержался, не спросил, но Олег почувствовал интерес.
— Непреднамеренное убийство. Друга на пьянке толкнул, а он с лестницы упал и шею сломал… Хорошо, его родители меня засудить не хотели. Хорошо, Тимур Аркадьевич… ну, я говорил. А после СИЗО и стабилизировался. Там кого хочешь сломают, это тебе не изолят.
— Извини.
— Дело прошлое. — Олег улыбнулся. — Жалею, конечно. Молодой был, глупый. Потом пять лет не пил — боялся. Тимур Аркадьевич психолога посоветовал. У меня страх был навязчивый: что я контроль потеряю и жену убью. Или дочку. Или тешу — вот уж кого с удовольствием бы… Психолог объяснил — случайность, ну, бывает. И суд это признал. А все равно судимый я, да еще по такой статье — в жизни бы работы не нашел. Тебе повезло, Никита Викторович.
Ник вспомнил Алексаняна. Да уж, повезло. Ника никто не судил, но в гибели Артура, в страданиях Лешки и матери виновен он. Случай. Бывает. Ник не бил Артура ножом, не подсаживал брата на наркоту. Судьба все решила за него, сделав орудием. Так же было с Олегом — видимо, маленький, по размеру его пассионарности, взбрык судьбы. И смерть друга.
