Всю дорогу мы со старичками беседовали о драгоценных камнях (область, в которой я теперь кое-что смыслил) и вообще приятно провели время.
Старички сожалели, что не могут доставить меня до места, но я им это охотно простил.
Деньги за бензин они с меня, однако же, взяли.
В Мюнхене я решил задержаться до понедельника: перевести дух, отлежаться, а главное — проверить надежность своей фирменной корочки: уважительная реакция на нее старичков меня обнадежила.
С этой целью я отправился в хорошую гостиницу и затребовал номер-люкс с бассейном и фонтанчиком в холле.
Увы, меня постигло разочарование: администратор не пожелал даже краем глаза взглянуть на мое фото с печатью "Reutberg GmbH". О паспорте же он вообще не заикался.
— Что вы, что вы! — с почтительным придыханием сказал мне этот седовласый мужчина, когда я полез в карман куртки за документами. — В этом нет ни малейшей необходимости.
Значит, что? Значит, Кирюха в "Рататуе" просто взял меня на понт и все мои вагонные ночевки прошедших времен являлись напрасными?
Это было бы очень досадно, и самоуспокоения ради я рассудил так: наверно, мой немецкий звучит теперь почти натурально и заменяет любой документ.
Придает, так сказать, глянец благонадежности.
Небольшой формуляр, тем не менее, заполнить пришлось. Я не смог удержаться от искушения и записался как Джонатан Свифт, эсквайр: вот будет находка для грядущих историков.
Так или иначе, я провел в Мюнхене восхитительный уик-энд: сибаритствовал на широкой королевской кровати под золотым балдахином, плескался в мраморной ванной.
Еду мне приносили в номер, прямо в постель.
Даже телевизор здесь был суперсовременный, дигитальный, с "Интернетом" и прочими наворотами. Не вылезая из постели, я мог затребовать любой фильм, в том числе и такой, съемки которого еще продолжаются.
Избыток комфорта настроил меня на благодушный лад.
Вот получу из Лихтенштейна паспорт — немедленно пропишусь, думал я. Доставлю удовольствие подружке, да и вообще — хватит жить в беззаконии.
И сразу же куплю "опель-тигру" золотистого цвета. Иначе зачем мне гараж с дистанционно закрывающимися воротами?
Буду ездить на службу и обратно.
Но за границу больше ни ногой.
От любимой работы, от нежной подруги, от уютного дома — куда еще ехать? Где еще такие гордые, такие черные магнолии, как у меня в собственном саду? Где еще такой зеленый бассейн, такой оранжевый корт, такой бурливый голубой джакузи?
Всё, подводим под странствиями черту, твердо решил я. Займемся производительной деятельностью, на досуге — наукой.
Ни шагу из дома. По крайней мере, в обозримом будущем. А может быть, и до кончины.
Пусть Ройтберг оформляет мне унбефристет — бессрочный вид на жительство в Германии.
В конце концов, он мой работодатель.
Как только Ройтберг это сделает — квартиру в Лихтенштейне продам через посредника. Пусть даже с убытком.
Уговорю Керстин родить мне девочку — и назову ее Ниной. Вот так. Буду баловать свою дочурку, пусть растет капризная, взбалмошная, гроза мужиков.
Выпишу в Германию матушку свою, чтоб успела пожить припеваючи.
Порядочные люди умирают в собственной постели, в окружении любящих и дорогих.
Если хорошенько поразмыслить, это единственная цель жизни, ради которой стоит стараться.
114
Но, видно, не судьба мне осуществить сие прекрасное намерение и завершить свою жизненную жорнаду по-человечески, уткнувшись лицом в мягкий животик моей подружки с голубым топазом в пупке.
Беда никогда не приходит одна.
До этой мудрости дошли люди, которым слишком долго жилось хорошо.
Если всё написано на небесах, то в каждой человеческой жизни должен быть соблюден баланс хорошего и плохого.
Математическая разность общего количества выпавших на долю каждого человека радостей и страданий должна к концу жизни равняться нулю.
Навряд ли там, на небесах, работают портачи.
Они, конечно, никому ничего не обязаны, но в целях инвентаризации судеб им должно быть удобнее, чтобы всё кругло сходилось.
Иначе от такой работенки можно и осатанеть.
Вот я, Огибахин Анатолий Борисович. Последнее время мне крупно везло, теперь пришла пора за это расплачиваться.
115
Случилось то, что можно было предвидеть, но никак нельзя ожидать.
Перед сном, насмотревшись боевиков, я переключился на новости — и обмер: с телеэкрана на меня в упор глядел мой шеф Георг Ройтберг.
Этакая приятная округлая сытенькая физиономия с дружелюбной гримаской.
Привет, мол, Огибахин, куда деньги девал?
Лицо пропало, я не успел въехать в смысл сопутствующей информации, но сразу почувствовал: это не к добру.
Сон у меня как рукой сняло. Я пробежался по всем каналам, но телевидение уже перешло на ночное вещание, и больше о Ройтберге никто не заикался. Место новостей заняли эротические фильмы и реклама телефонного секса.
Утром я, отказавшись от завтрака, поспешил в газетный киоск — и точно, предчувствие меня не обмануло: первые страницы газет пестрели жуткими заголовками:
"Загадочное исчезновение германского ювелира".
"Убийство или похищение?"
"Куда ведет русский след?"
116
Вам, должно быть, памятна эта нашумевшая история. В течение трех месяцев тема похищения Ройтберга не сходила с экранов телевизоров и со страниц всех европейских газет.
Бедный мой работодатель слишком долго наслаждался холостяцкой жизнью. Он был взят среди ночи в собственном доме, не помог даже верный винчестер, и ни одна собака в квартале не завыла, когда его увезли неизвестно куда.
Целую неделю, связанный по рукам и ногам, с завязанными глазами, с заклеенным ртом, без еды и питья, он валялся в подвале заброшенного крестьянского дома, где его и настигла голодная смерть.
Еще одно подтверждение тезиса о балансе человеческих радостей и страданий. Всю свою безбедную жизнь Ройтберг оплатил этими страшными днями.
Выкуп в семь миллионов был собран родными и близкими и передан похитителям, когда несчастной жертвы уже не было в списке живых.
Мерзавцы приняли деньги и хитроумно ушли от полиции. Через два дня после выплаты выкупа тело Ройтберга в синем пластиковом мешке для мусора было найдено на обочине автобана.
Я уверен, что это было всё же заказное убийство, а выкуп исполнители затребовали уже по собственной инициативе — или по договоренности с заказчиками, чтобы полиция не вышла на верный след.
То, как похитители обошлись с Ройтбергом, недвусмысленно свидетельствует: оставлять его в живых они не собирались.
