С каждой прибывшей группой слышны крики облегчения родственников, которые ныряют под веревку, чтобы увести своих мужей, жен, детей, родителей, братьев и сестер.
Мы стояли на морозе, ночь сменила день, землю усыпало легким снегом.
Лифты двигались все медленней и медленней, и выгружали все меньше людей.
Я опустилась на землю, прижала руки к золе, крайне нуждаясь чтобы моего отца спасли.
Не знаю, существует ли чувство большей безпомощности, чем когда ты пытаешься дождаться спасения человека, которого ты любишь, находящегося в подземной ловушке.
Раненные.
Трупы.
Всю ночь в ожидании.
Незнакомцы укрывают вас одеялями.
Кружка чего-то горячего, к который вы не притрагиваетесь
И наконец, на рассвете, огорчение на лице капитана шахты, которое может означать только одно.
Что нам теперь делать?
"Китнис! Ты там?" вероятно в данный момент Хеймич рассматривает вариант кандалов для головы.
Я опускаю руки.
"Да.
"Зайди внутрь.
На случай, если Капитолий попытается предпринять ответные действия, при помощи оставшихся воздушных сил," инструктирует он.
"Да", повторяю я.
Все кто на крыше, за исключением солдат с автоматы, начинают продвигаться внутрь.
Пока я спускаюсь по лестнице, я не могу сдержать и провожу пальцами по белым незапятнанным мраморным стенам.
Такие холодные и красивые.
Даже в Капитолии, нет ничего, что было бы под стать великолепию этого старого здания.
Но они ничего не дают - они лишь только забирают мое тело и мое тепло.
Камень всегда побеждает людей.
Я сижу у основания огромной колонны в самом большом зале.
Через двери я могу видеть пространство белого мрамора из которого сделаны ступени на площади.
Я помню как мне было дурно в тот день, когда мы с Питои принимали поздравления с победой в Играх.
Этот ненавистный Тур Победителей, мой провал в попытке успокоить дистрикты, передо мной проходят воспоминаниям о Клови и Като, и в часности ужасная смерть Като от переродков.
Богс присаживается рядом со мной, его кожа в темноте мертвенно-бледная.
"Ты знаешь, что мы не взорвали тунель для поезда.
Некоторые из них смогут выбраться."
"И потом мы застрелим их, как только они покажутся?" спрашиваю я.
"Только если будем вынуждены", отвечает он.
"Мы можем отправиться туда на поезде.
Помочь эвакуировать раненных", говорю я.
"Нет.
Мы решили оставить тунель в их полном распоряжении.
Таким образом, они могут использовать все методы спасения людей." говорит Боггс.
"Кроме того, это время позволит нашим солдатам на площади перевести дух."
Несколько часов назад площать была нейтральной территориеи, на передней линии сражения между повстанцами и миротворцами.
Когда Коин одобрила план Гейла, повстанцы начали усиленное наступление, и в то время как Орех упал повстанцы отодвинули силы Капитолия назад на несколько блокад, что дало нам возможность контролировать железнодорожную станцию.
Но это не потребуется.
В действительности погибли все.
Никто не спасется и не появится на площади.
Я могу слышать начинающиеся снова выстрелы, это миротворцы пытаются пробить путь для спасения своих товарищей.
Наши солдаты противостоят этому в настоящее время.
"Ты холодная," говорит Богс.
"Пойду посмотрю, может я найду одеяло."
Он успел уйти быстрее, чем я возразила.
Я не хочу одеяла, даже если мрамор будет продолжать высасывать тепло из моего тела.
"Китнисс" раздается голос Хеймича у меня в ухе.
"Все еще здесь", отвечаю я.
"Сегодня произошел интересный поворот в состоянии Пита.
Думаю ты захочешь узнать об этом". говорит Хеймич.
Интересный - не значит хорошо.
Это не лучше.
Мне не остается ничего другого, как слушать.
"Мы показали ему клип, где ты поешь "Виселицу".
Этого никогда не было в эфире, так что Капитолий не мог это использовать, когда превращал Пита в одержимого.
Он говорит, что узнал песню."
На мгновение мое сердце пропускает удар.
Потом я понимаю, что это лиш влияние яда ос убийц.
"Он не мог, Хейтмич.
Он никогда не слышал, как я пою эту песню.
"не ты.
Твой отец.
Он слышал его пение однажды, когда тот приходил торговать в пекарню.
Пит был маленьким, лет шесть-семь, но он запомнил это, потому что он специально слушал, чтобы увидеть ,если птицы перестанут петь.
"Уверен они прекращали."
"Шесть или семь.
Это было бы перед тем, как моя мать запретила песню
Примерно в это время я выучила ее.
"Я там тоже была?"
"Не бери в голову.
Конечно, все еще нет воспоминаний о тебе.
Но это первая связь с тобой, которая не вызвала у него умственного помешательства," говорит Хеймич.
"Это уже кое-что, Китнисс."
мой отец
кажется,сегодня он присутствует везде
Погибает в шахте.
Поет и пробивает путь в затуманенное сознание Пита.
Мерцет во взгляде, которым Боггс одаривает меня, когда он в покровительственном жесте укутыкает мои плечи в одеяло.
Я так сильно скучаю по нему, что это причиняет боль.
Стрельба на улице усиливается.
Гейл с спешит с группой мятежников, страстно желая поучавствовать в бою.
Я не прошусь в бой, они бы все равно меня не пустили.
Да я все равно не в состоянии, в моей крови нет тепла.
Я хочу, чтобы Пит был здесь- старый Пит - он был бы в состоянии объяснить, почему неправильно применять огонь, когда люди, любые люди, пытаются выбраться из горы.
Или моя собственная история делает меня слишком чувствительной? Разве мы не на войне? Разве есть другой способ убить наших врагов?
Ночь наступает быстро.
Огромные, яркие прожекторы включены, освещая площадь.
Каждая лампа должна гореть в полную мощность на территории вокзала.
Даже с моей позиции я ясно вижу всю площадь, через зеркальное стекло расположенное по всей длине здания.
Не возможно пропустить прибытие поезда или даже человека.
Но проходят часы и никто не выходит.
С каждой минутой становится все трудно предположить, что кто-либо пережил нападение на Орех.
Ближе к полуночи, приезжает Крессида, и прикрепляет микрофон к моему костюму.
"Зачем это?" спрашиваю я.
Голос Хеймича объясняет мне.
"Я знаю, что ты этого не любишь, но нам нужно, чтобы ты произнесла речь."
"Речь?" говорю я, моментально меня начинает подташнивать.
" Я продиктую тебе каждое слово" уверяет он меня.
"Тебе только нужно повторять за мной.
Видишь, люди в горе не подают признаков жизни.
