Миловидное, юное, спокойное, умиротворенное и совсем не тронутое тленом личико было похоже на лицо спящего человека. Только очень бледное. Но совсем как живое. Или это преломлявшийся в гробовом стекле свет фонаря создает такую иллюзию?
Стас очистил массивный прозрачный саркофаг от комьев грязи, клочьев истлевшей ткани и толстого слоя пыли. Отступил на шаг. И даже невольно залюбовался.
Девушка в стеклянном гробу была как с картинки. Платье с длинными рукавами, короткая кофта без воротника, на голове — странного вида убор: широкий, плоский, высокий, островерхий. Немного перекошенный.
— Кокошник сбился, — задумчиво проговорил Колдун из-за спины Стаса.
Кокошник? Так это называется… Странный головной убор был обшит золотом и жемчугом. Жемчужные нити тускло поблескивали на груди и шее, жемчужные серьги висели в ушах.
«Катя, кстати, сережек не носит», — вспомнил Стас. Сережки плохо сочетаются с наушниками акустика. Конечно же это была не Катя. Катя осталась в субтеррине. В гробу лежит кто-то другой. Лежит. Спит… Стасу вдруг почудилось: девушка под стеклом вот-вот проснется, сладко потянется, улыбнется.
— Сбился кокошник, — повторил Илья. — Ворочалась она, что ли?
Ворочалась? Стаса передернуло. Вернулся страх.
— Кто это? — поинтересовался он.
— Судя по наряду — купеческая дочь, — ответил Колдун.
— И давно она здесь лежит?
Спит?
Илья пожал плечами:
— Трудно сказать. Если ее саму не спрашивать.
«Не надо ее спрашивать! — с ужасом подумал Стас. — Вдруг ответит». Он не знал почему, но эта мертвая девушка пугала его больше, чем мертвый Колдун.
— Может быть, двести лет, может, триста, — после паузы продолжил Илья.
«Двести-триста лет?! — поразился Стас. — И нет следов разложения!»
— Как такое возможно?
Колдун подошел к гробу. Провел ладонью по гладким краям.
— Гроб запаян. Воздух откачан. По сути, это колба, а не гроб. Вероятно, причина в этом. Хотя я не думаю, что только в этом.
— Офигеть! — качнул головой Стас.
— Она не первая, — добавил Колдун.
— В смысле? — не понял Стас.
— В Перми уже находили купеческую дочь в стеклянном гробу-колбе. Еще до Последней Войны. Только тот гроб разбился.
— Думаешь, есть связь?
— Может, да, а может, нет. Может, они были сестрами. А может, она… — Колдун снова тронул толстое гладкое стекло, на миг задумался, словно прислушиваясь к чему-то. И словно бы что-то услышал. Илья закончил фразу совсем другим голосом, без всякого «может»: — Она та самая и есть, Стас.
— Как это? Если ее гроб разбился?
— Мое тело тоже выбросили наружу из подземной лодки, и от него мало что осталось. Но сейчас я стою перед тобой.
Да уж, у мертвых не только свои дороги, но и свои посмертные причуды, непостижимые для живых. Хотя, конечно, странно все это. Призрак Колдуна Стас почему-то воспринимал проще и легче, чем призрак покойницы в стеклянном гробу.
Он решил не мучить себя вопросами, на которые, скорее всего, не получит внятного ответа и спросил о другом:
— Как думаешь, почему она здесь? Почему ее не похоронили на кладбище?
Раньше ведь людей хоронили на кладбищах?
Рука Ильи еще раз погладила прозрачное стекло. Склонив голову набок, Колдун слушал или ощущал что-то, что было недоступно даже особым способностям Стаса.
— Она — невеста, — ответ Колдуна прозвучал тихо, но уверенно.
— Что?
— Невеста без подвенечного платья. Невеста, до срока потерявшая честь. Невеста, которую обманули. Невеста, не дошедшая до алтаря и не попавшая на погост.
Стас удивленно уставился на Колдуна.
— Девчонка наложила на себя руки. — Тот стоял над гробом и не моргая смотрел на девушку сквозь стекло. — Самоубийц на кладбищах не хоронили.
— Самоубийца? — с сомнением переспросил Стас. — Такая молодая?
— Для этого дела возраст самый подходящий, — возразил Колдун. — Несчастная любовь, девичья дурость… Теперь невеста без фаты ждет в стеклянном гробу нового жениха.
Стасу вдруг показалось, что ресницы девушки дрогнули, а уголки рта чуть приподнялись.
Слышит? Она их слышит? И улыбается. Да нет, не может быть! Просто игра теней и света. Слабеющего фонарного света и толстого стекла, преломляющего этот свет.
В наступившей тишине послышалось шуршание. Не из гроба, нет. Звук доносился из угла, под которым зиял пролом.
Стас повернулся, вскинув автомат. Все-таки «опарыши» приползли за ним, наплевав на запретные дороги мертвецов? «Колбаса» почувствовала на мертвой дороге живого и отправилась на охоту?
Однако это были не белые липкие черви.
* * *
В пролом осыпалась земля, а из темной дыры в полу поднималась… поднималось… поднимались…
В склепе показались черные руки с длинными растопыренными пальцами. Всего пять рук, синхронно тянущихся вверх. А потом…
Потом выяснилось, что руки сами были пальцами огромной и такой же черной пятипалой лапищи, поднимающейся из-под земли. Рука шевелила пальцами, и на конце каждого пальца, там, где у человека растет ноготь, а у хищной твари — коготь, тоже двигались пальцы и сжималась-разжималась ладонь.
Руки-пальцы… пальцы-руки… Пятерни вместо ногтей… И все это, казалось, состояло не из плоти, а из плотного мрака.
Стас почувствовал, как вставшие дыбом волосы снова скребут противогазную резину.
— Что это? — прохрипел Стас. Противогаз искажал голос до неузнаваемости.
Но Колдун понял вопрос.
— Подземное капище, — ответил Илья. — Оно далеко, но сюда дотянуться сумело.
Капище? Это рука древнего капища? И это нужно понимать дословно?
— И что оно здесь ищет, — голос Стаса задрожал.
— Души, — прозвучал ответ. — Или тела. Пищу или забаву.
Чудовищная лапа с пальцами-руками поднялась из пролома до запястья. Потянулась к Стасу. А ведь если такая схватит — не вырвешься.
Проклятая черная рука! Ужас, который она вызывала, был особого рода. Какой-то первобытный, глубинный, от которого немеет и холодеет нутро. Стас вспомнил, как «аидовская» детвора пугала друг друга страшилками перед сном. Особое место в детском фольклоре занимала черная рука мутанта. Но вряд ли кто-то из рассказчиков имел в виду ТАКУЮ руку. Если бы речь шла о ней, дети просто не смогли бы спать. Никогда.
Стас не выдержал — дал очередь из автомата. Пули, попавшие в черную ладонь и пальцы-руки, выплеснули облачко густого мрака, но сами сгинули бесследно. И, увы, безрезультатно. Те пули, что пролетели мимо цели, выбили кирпичную крошку из кладки.
Взвизгнули рикошеты. Что-то просвистело над ухом. Сзади раздался звон и гулкий хлопок. «Бум!» — отразилось эхо от стен.
