– А ты, старый, чего?..
– Видимо, именно потому, что старый. Мало иметь склонность, нужно иметь еще желание эту склонность реализовать.
Роза подошла ко мне и стала обтирать мое лицо сухой тряпочкой. На ее руке розовели следы от зубов. Она протянула мне смену одежды, вынутую из рюкзака, клетчатую рубаху и джинсы. Не люблю я их, стесненно себя чувствую. Но мой любимый камуфляж канул в неизвестность. Пришлось напяливать что есть.
– А они, зверье это… не собаки, гадом буду, не собаки…
– Хм, – хмыкнул Хаймович, – возможно, но только что они тогда?
– А мы что, ни одного не подстрелили? – спросил я, застегивая рубаху.
Федор с Хаймовичем переглянулись.
– Ты что же, ничего не помнишь?
* * *
– Лохмотья одежды отлетели от тебя в разные стороны. Издав громкий злобный рык, ты рванул навстречу псам, сметая их на своем пути, раскидывая лапами направо и налево. Того, который посмел вцепиться Розе в руку, оно… то есть ты, порвал на две части и раскидал куски в разные стороны. Собаки отбежали подальше. Они перегруппировались. И пока ты… – Хаймович замялся, – словом, они утащили всех…
– Как утащили?
– Вцепились с двух сторон в руки и волоком, – ответил Косой.
– А ты что делал? – спросил я у него.
– В песочнице игрался! – рявкнул Федор. – Отбивался как мог.
– А я?
– Тут вылетел громадный, черный, вожак видимо. Вот с ним ты сцепился серьезно. И покатились вы с ним вдоль по улице. Назад ты один пришел.
– А трупы-то где?
– Того, что ты порвал, глянь за забор. Остальных они утащили.
– А на фига?
– Не думаю, что для того, чтобы съесть, – сказал Хаймович. – Они забрали своих раненых и убитых с поля боя, как люди.
* * *
Руслан шел, почти не разбирая дороги. Он лишь прислушивался к звукам леса, привычно и бездумно фиксируя окружающее. Мысли его были заняты другим. Нет, он ни за что не возьмет Настю, чуждую ему по духу, приставучую, как живица, и приторную, словно корень солодки. Мучиться с ней всю жизнь? Да ни за что! И позора изгнания он тоже не хотел. Лучше уйти самому, прихватив свои незамысловатые пожитки.
Руслан пошел куда глаза глядят. Он знал, что где-то есть и другие общины, и им нет числа. Отец-основатель славно потрудился за свой долгий век. И дети его рассеялись по всему необозримому и бескрайнему лесу. Повезет, думал Руслан, его примет другая община. А не повезет, так не повезет. Дальше он не загадывал. Что будет, то и будет.
Однако уйти далеко он еще не успел, когда почувствовал, что его догоняет кто-то. Встревоженно затрещали спугнутые сороки. Руслан сошел с тропы и, вернувшись чуть назад, замер за большой корявой сосной, обильно истекающей янтарным соком. Запах его теперь точно не учуют. Через мгновение на тропе появился Лис, бегущий по его следу. Рус свистнул.
– А, вот ты где! – обрадовался Лис. – А я гадаю: успею, не успею.
Руслан вышел из-за дерева навстречу Лису.
– Прощай, друг, – сказал он, протягивая руку. – Я навсегда ухожу. Нет мне места в общине.
– Я так и думал, – оскалился Лис, – вот, гостинец тебе прихватил.
И он достал из-за пазухи тонкую рукопись в зеленой, как листья, обложке. Рус ахнул.
– Да ты!.. Ты понимаешь, что натворил?! Теперь меня вором считать будут! Меня?!
И без размаха съездил Лису в ухо, тот рухнул как подкошенный. Правда, тут же вскочил, держась за ухо.
– Почему тебя? Я же спер?
– Да потому, – скрипнул зубами Рус, – что я ушел, а книжица пропала. Ежу понятно, кто украл! Ты вернешься, а я нет. Значит, на меня думать будут!
– А кто тебе сказал, что я вернусь?
– Ты дурака не валяй, через год имя получишь и женишься. Заживешь как все.
– На ком? На Настьке? И даром не нать. Я все обдумал, Рус, у меня шансов нет, с тобой иду.
– Ты это серьезно?
– А ты? Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что невеста у нас одна. И пока ее староста не сбагрит кому-нибудь, других не предвидится. А остальные девки малы еще. Их ждать до седой бороды можно.
Руслан почесал короткую бородку. Такая очевидная мысль не приходила ему в голову. А значит, его женитьба на Насте была спланирована старостой заранее, и он сам дал ему повод. Отсюда следует, что кража рукописи не воровство, а наказание подлого старосты. Такой расклад Руслану понравился. Он повеселел и хотел в порыве чувств хлопнуть Лиса по плечу, но тот ожидал другого, поэтому отпрыгнул метра на два.
– Ты чего?
– Правильно, все правильно ты сказал и сделал. Надо было старосту наказать! Давай сюда книжицу, почитаю на досуге.
От такой перемены Лис опешил и, еще не вполне доверяя, опасливо протянул рукопись.
– Ты серьезно?
– А когда я шутил?
– И то верно, шутник из тебя, как из ежика птица.
– А разве ежи не летают?
– Ну это если пнешь, – рассмеялся Лис. – Куда подадимся-то?
– Людей искать, давай прямо до старой дороги. Она куда-нибудь да выведет.
Лис выразительно покрутил у виска.
– Кто на нее ступал, назад не возвращался.
– Так мы назад и не собираемся, – усмехнулся Руслан. – А что с людьми на ней происходит, там видно будет. Может, и ничего страшного. Как знать.
– Может, – пожал плечами Лис. – Да, вот еще, чуть не забыл, – сказал он, доставая хрустящий тонкий мешок, – это для книжицы. Он воду не пропускает.
– Знаю.
Руслан сунул рукопись в мешочек и, завернув, отправил за пазуху. И друзья неторопливо, но, постепенно наращивая ход, двинулись по лесу. Привычка двигаться почти бегом приобреталась с детства. Зверье от поселения людей уходило все дальше. И нужно было успеть дичь добыть и засветло вернуться. Редко кто из охотников отваживался ночевать не в своем доме. Спать привязанным к дереву не у всех получалось и не всегда спасало.
Не спасало это ни от топтыгина, ни от рыси. А большой змей так подкрадывался во тьме, что, проснувшись в его объятиях, и вскрикнуть не успевали. Он сдавливал, ломал кости, поломанные ребра протыкали легкие, и вместо крика человек пускал только кровавые пузыри.
* * *
Шустрый держал в руках то, что осталось от моего ботинка. Кожа лопнула по швам и лепестками держалась на подошве, тоже, между прочим, лопнувшей. Хаймович откашлялся.
– Печально я гляжу на наше поколение, его грядущее иль пусто, иль темно… Что теперь с тобой, босоногим, делать? – спросил он у меня.
Ввиду отсутствия ответа, я пожал плечами. Ногам было зябко, и они подмерзали. Сбитый ноготь на большом пальце правой ноги кровил, теперь там у меня билось сердце. Другой обувки не было и не предвиделось. Расклад выходил грустный, как теперь шлепать по грязи? Не скажу, что ноги у меня нежные и холеные. Об пятки впору было ножик править. Однако к холоду они непривычные.
