– Это так? – Мак глянул на Тану.
– Да.
– Хорошо. Но это можно было решить в рабочем порядке. Или у вас какие-то козыри в рукаве?
– Все козыри у тебя, – холодно заметила Тана. – А мы можем лишь выдвинуть условия.
– Забавно, – Мак улыбнулся. – И какие же у вас условия?
– Минимум три тысячи на руки с каждого дела, – сказал Шива. – Это главное. И еще я больше не собираюсь захватывать корабли вдвоем. Это идиотизм…
– Успокойся! – Мак улыбнулся еще шире. – Что-то я не понимаю ничего. О каких трех тысячах ты говоришь? Я же с самого начала обозначил, что угон «Балу» учебный, а потому и заплачу я за него как за учебный. Остальные захваты будут уже всерьез. И платить я за них буду всерьез. Пять тысяч на руки, пятнадцать на счет. Это если груз и корабль обычные. Если же эксклюзивный случай, а такое бывает нередко, оплату буду повышать. Что же касается насчет работы вдвоем… Снова мимо. На учебных угонах все работали вдвоем или даже в одиночку, как Тит когда-то. Но это не касается серьезных дел. Это мой хлеб, и рисковать я не намерен. Конечно, с вами будет работать полная абордажная команда. Что еще?
«Три-один, – подумал Шива. – Он меня сделал по всем статьям».
– Больше ничего, – сказал он вслух.
– Ну и стоило ли тогда подходить ко мне с таким серьезным видом? И требовать разговора наедине? Эх, ребята… Садитесь, пейте, ешьте. Чуть позже подъедут девочки… А, извини, Тана, это развлечение точно не для тебя. Хотя на мужчин ты не смотришь по-прежнему… Может, стоит тогда сменить сексуальную ориентацию, чтобы не мучиться?
– Эта шутка выходит за пределы нашего договора, – сухо ответила Тана.
– Ладно, не дуйся. Просто настроение хорошее. Все, ребята, давайте за стол.
Шива уселся на свое место, чувствуя, что его отымели по полной программе. Несмотря на то, что все его условия оказались выполненными, сделано это было в такой форме, словно он, Шива, полный дебил или несмышленый юнец. Наверное, только во времена работы на фабрике барона Касо его подобным образом возили лицом по столу. Но сейчас на нем не было клейма раба, поэтому внутри осталась не столько злость, сколько обида – ведь они с Маком были партнерами.
Тана расстроилась еще больше. Она и в рабстве не ощущала себя рабыней, а уж тут и вовсе не могла позволить обращаться с собой подобным образом. Кроме того она понимала, что окончательно утратила даже намек на ту женскую власть над Маком, которую имела вначале. Это предвещало новые трудности в будущем. Однако пойти на попятную и начать строить глазки Маку было для нее еще более неприемлемо. Так что она предпочла вообще не думать на эту тему.
Настроение было испорчено, и вскоре они с Шивой покинули вечеринку. Мак сверкнул им вслед злым и веселым взглядом. Для него это был акт мести – мести за то, что Тана отвергла его как мужчину.
«Пусть теперь поймет, что значит жить на равных с мужчинами в мужском мире, – подумал Мак, глядя на дверь, за которой скрылись новички. – Не захотела быть женщиной, пусть попробует побыть мужчиной. А ее братца и вовсе не стоит принимать во внимание».
Время для Таны и Шивы потекло довольно однообразно. Все чаще Мак сообщал, что в такой-то точке пространсва следует взять на абордаж транспортник с таким-то грузом. В назначенное время он встречал новичков на пирсе, давал наставления и оставался с ними до самого старта.
– Пасет нас, – злилась Тана. – Тита на пирсе он не встречает.
Однако, по большому счету, жаловаться было особо не на что. Несмотря на повышение оплаты, работа оказалась легче, чем захват «Балу», поскольку там пришлось работать вдвоем, а теперь большинство захватов производилось при поддержке абордажной группы. Иногда десантники находились на борту «Феи», но чаще выходили в зону захвата на транспортнике, грузовой отсек которого был переделан в десантный.
Через несколько дней Мак сообщил по мультисети, что для новичков снова есть работа. Информаторы передали маршрут транспортника, перевозящего тритиевые таблетки. Это был не просто груз, это была редкостная удача. И рисковать столь крупным кушем Мак не собирался, снарядив на захват всех своих людей и всю технику. Даже без предоставленных в донесении подробностей было ясно, что звездолет будут сопровождать полицейские истребители. Да и на борту охраны будет достаточно. Поэтому кроме тщательной технической подготовки Мак заставил всех без исключения, включая Тита, пройти двухдневный курс тренировок на макетах и симуляторах. Причем отрабатывались не только и не столько навыки каждого – в этот раз Мак уделил очень много внимания взаимодействию в команде.
В ночь перед стартом Тана спала плохо. В кошмарном бреду она двигалась по межпалубным переходам бесконечно огромного транспортника, а бесчисленные охранники, безликие, похожие скорее на движущихся кукол, чем на людей, выскакивали из люков и брали ее на прицел. Но она каждый раз успевала выстрелить раньше. Каждый раз заряд плазмы попадал в грудь такой кукле, и она попросту растворялась в воздухе. Это было похоже не на бой, а на тренировку, только симулятор был запрограммирован совершенно выжившим из ума программистом.
– Тана! – разбудил ее брат. – Нам пора. Мак только что сообщил, что не будет ждать нас на пирсе. Мол, не маленькие уже. Дал координаты встречи после выхода из субспейса. Что с тобой?
– Плохо спала, – сухо ответила Тана, отбрасывая простыню.
В последнее время она испытывала какое-то садистское наслаждение, без стеснения показываясь перед братом совершенно обнаженной. Она делала это не только по утрам, но и вечером, намеренно не закрывая кабину ионного душа. Родственная кровь была гарантом безопасности, а смущение Шивы, его вспыхивающий возбуждением взгляд, который он вынужден был отводить, чтобы не пялиться на интимные места родной сестры, действовали как бальзам на душу. Прекрасно понимая, что Шива не виноват в прегрешениях мужчин, она в то же время делала все совершенно сознательно. Причем понимая, что ее действия выходят за рамки нормы, и не просто граничат с извращением, а являются им. Ей хотелось уязвить не брата, а мужское начало в нем, показать превосходство женского начала над ним. У Таны в рабстве развился настолько мощный комплекс неполноценности, что ей настойчиво требовалось повышение собственной самооценки. Любой мужской взгляд, окрашенный желанием или возбуждением, заводил ее, вызывая у нее самой возбуждение на грани сексуального наслаждения, но только в том случае, если мужчина не имел никакой возможности, ни словом, ни действием, прикоснуться или даже приблизиться к ней. В ночных эротических фантазиях она часто представляла себя обнаженной за бронированным стеклом, а по другую сторону этой непреодолимой преграды – десятки, сотни мужчин, изнывающих от страсти и возбуждения при взгляде на ее тело. От этих фантазий она нередко испытывала разрядку, даже не прикасаясь к себе руками.
