— Не трогайте Олафа… Олаф считает, что мы без этого должны обходиться, — без обработки со всякой заразой бороться…
— В таких тяжелых условиях вам всей «заразы» своими силами не подавить.
— Олаф считает, что, полагаясь на чужие силы, мы потеряем свои силы.
— От борьбы с тяжелыми болезнями вы обессилите так, что — умрете. Человек подобен государству — он способен уничтожать не только внешнего, но и внутреннего врага. Его организм защищен надежно. Служба безопасности человека сражается не только с открытым, но и со скрытым врагом — находит и стирает каждый чужой код, посягающий на сохранность человека. Но человек не каждый раз так силен, что служба безопасности справляется с вражескими атаками. Тогда вирус — главный внутренний враг — внедряется в ДНК и вредит человеку. Тогда человек — умирает. С такой смертью сражаются специальные препараты. Ты понимаешь?
— Не думайте, что я… Я понимаю… А Олаф — он не поймет…
— Поймет или нет — он сделает то, что я от него требую. Я не позволю ему стать опасным для всех.
— А кто они — вирусы?..
— Совершенные существа, находящиеся на рубеже живого и неживого. Простейшие коды, строящие себя и передающие информацию о построении себе подобных.
— А мне казалось, что они — сложные…
— Они сложны своей простотой. Они первые и последние.
— Что это значит?..
— С похожих РНК началась жизнь, на них — и кончится.
— Они всех убьют и только тогда умрут?..
— Они останутся и тогда, когда не останется никого и ничего иного. Когда настанет конец, они уснут, ожидая начала, — перехода на следующий круг.
— Они никогда не погибнут?..
— Погибнут нескоро — тогда, когда не дождутся. Так или иначе, они погибнут — последние. Как мы — люди.
— Как мы?..
— Мы учились у них и уподобились им — с нашими технологиями мы стали сильней. Когда они сложны простотой, мы — просты сложностью. Мы не уязвимы.
— И губительны?..
— Да, Ханс. Либо все уничтожаем мы, либо все уничтожает нас.
— Мы губительны для всего?.. Тогда — губительны и для себя?..
— Да. Нас всех контролирует окружающее, уничтожая нас чужими или нашими же руками. Когда человека не губит старость, шторм или зверь — человек губит себя.
— Но мы же разумны… мы же можем контролировать и себя, и все вокруг…
— Разум только отчасти заменяет нам контроль окружающего — мы устанавливаем законы, подчиняясь законам. Мы не можем изменить мир, не меняя себя, и не можем изменить себя, не меняя мира. Нарушение закона — карается смертью.
— Смертная казнь — кара досрочной смертью…
— Да, Ханс. Мы гибнем быстрее, когда быстрее губим.
— Из-за этого система старается остановить разрушения?..
— Да. Укреплением власти и усилением влияния мы вызвали ускорение времени. Теперь время наступает на нас, оттесняя к Пустоте, с растущей скоростью и силой. Теперь мы вынуждены сражаться с ним, останавливая и ослабляя его.
— Но время никак не…
— Мы подчинены ему, как солдаты — генералу. Только и оно подчинено нам, как генерал — солдатам. Мы — его армия. Один солдат слаб, а армия — сильна. Мы — сильны. Сильна система.
— А…
— Сражаясь с ним, мы сдерживаем его — время. Отправляя наши войска на войну, оно прописало нам правило — сражаться надо сражаясь с собой, а сдерживать надо — сдерживая себя. Вступив в войну, мы не сразились с собой и не сдержали себя. Тогда оно строго осудило нас. Теперь оно нас карает. Теперь у нас нет выбора — мы можем сражаться только с ним и сдерживать только его. Чем сильнее наше сопротивление, тем жестче наш приговор, но нам нужна — отсрочка.
— А нельзя просто жить и терпеть невзгоды?.. Можно же просто жить…
— Мы не можем просто жить — мы сложные. Как ты можешь думать о таких вещах, солдат?
— Я не солдат… Я просто — человек с оружием…
Офицер внимательно всмотрелся в меня…
— Ты не ведешь войну со временем?
— Нет… Просто живу…
— И время у тебя словно совсем не идет?
— Да нет, идет…
— И ты терпишь это?
— А что же мне еще делать?..
— Ты не думаешь о нем? Не думаешь сражаться с ним?
— Я думаю, о том, что рад, капитан…
— Рад?
— Рад, что могу узнать что-то… И еще, что могу, наконец, отчистить грязь… Мы же все в саже и… Я же год не мылся… Сколько живу, столько и не моюсь… А чистим мы все только снегом… А крови снегом не оттереть…
— Тебя подключили год назад?
— Целый год…
Он отпустил мое плечо, строго глядя мне в глаза…
— Ты не уйдешь?..
— Куда?..
— Я отпущу тебя, если ты пообещаешь не уходить с ним — с Олафом. Если пообещаешь никуда не уходить без меня, Ханс.
— Конечно я никуда не уйду… Вы же не думаете, что я?.. Вы не верите мне?.. Я же… Я не нарушаю слова и не бросаю в беде… Это же не правильно, капитан…
— Да, Ханс, это не правильно. Я верю тебе, не беспокойся. Иди вперед.
Но я не перестал беспокоиться — мне все кажется, что он мне не верит…
— Капитан, не думайте, что мы с Олафом такие подлые и беспринципные…
— Я не думаю, Ханс.
— Мы не бесчестные… Мы от нашего слова не отступались — ни разу… И не отрекались от нашего охотника — никогда… Мы на такую низость не шли и не пойдем…
— Ясно, Ханс. Иди.
Я вздрогнул, когда он снова схватил меня за плечо, но он только остановил меня, указывая дорогу… Мне сразу стало спокойней — он мне все-таки доверяет… Я так хотел заслужить его доверие… Я же ему совсем недавно руки скрутил… А Олаф вообще… У Фламмера полно причин для недоверия… Но мне он — доверяет.
Трудно поверить, что теперь я смогу согреться — ведь я так давно мерз среди бескрайних снегов… Я стою на месте, ничего не делая, а тепло заливает мои плечи тонкими искристыми струями… Я и забыл, что согреться можно и без тяжкого труда, и без особых усилий. Нам ведь среди бескрайних снегов и холодных ветров согреться так тяжело. А холод отбирает у нас тепло, достающееся нам с таким трудом, как только мы устаем и прекращаем сражаться с ним. Мороз — он наш противник, бьющийся с нами, или покоритель, собирающий с нас оброк. Холод не дает нам спокойно отдохнуть или уснуть… А мне так хочется отдохнуть… Я же и не помню, что спал в теплой постели и ел горячую пищу… Я помню только холодный лес и снежную пустошь… А мне так хочется упасть в объятия постели, еще окутанным этим теплом, сохранить это тепло до утра… Хорошо бы еще выпить что-то горячее… А еще — я совсем голодный… Но теперь с нами офицер, способный открыть, давно запертые для нас, двери системы… Теперь я уверен, что дары системы для нас не остались в одном только прошлом… или в одних только мечтах…
