И тут тихо вдруг так стало, словно это большое животное меня услышало да замерло: стоит, прислушивается! Только костер еще шипеть продолжает, а так вообще ничего не видно. А Маришка лежит за мной, даже не дышит, видать, в подвале этом научилась скрываться и неудобства терпеть. И я лежу, дыхание затаил, автомат вперед выставил, да стволом туда-сюда вожу и все никак понять не могу, как же я так прошляпил, что не помню, где второй фонарик лежит. Но кое-что все-таки видно. Наверное, не так уж и глубоко, раз видно. И начинаю я постепенно различать, что незваный гость наш стоит чуть правее костра. И до него, наверное, метра четыре: на самом краю террасы стоит. Руки-щупальца в стороны растопырил, над головой тоже что-то торчит – не разобрать, то ли рога, то ли клешни какие выставил. А росту в нем метра, наверное, два, а то и три, в общем, здоровый.
А тут еще и Маришка у меня за спиной шепчет:
– Ктулху… Это ктулху…
Помешались они все на этом ктулху проклятом, что ли! Я ее локтем вбок двинул легонько, чтобы замолчала, она и затихла, но тварь эта, видать, шепот услышала, повернулась к нам да как заревет! Меня аж еще сильнее в эту нишу вжало! Она, наверное, думала, что этим ревом нас спугнет, и что мы побежим от нее, а мы, наоборот, на месте застыли. И снова – тишина, и я только чувствую, как Маришкино дыхание мне шею щекочет. А через несколько секунд слышу: тварь эта своими щупальцами потихоньку по земле шарит, видать, нас найти думает, и щупальца эти все ближе и ближе к нам приближаются. Слышу: одно из них рюкзак нащупало, повозило его по земле, потом в сторону откинуло и дальше шарит. А у меня опять из головы все молитвы от страху повыветрились, один адреналин остался. Жду я, что дальше будет. Следом за рюкзаком в сторону пустой котелок полетел, а после она факел, видимо, нащупала и долго с ним в темноте возилась, а потом совсем близко к нам подступила и щупальца рядом по земле шуршат. А потом одно из них Маришкину ногу обвило. Я это потом уже понял, потому что Маришка вдруг как вскрикнет! Да и пнула, видать, чудище это бутсой по щупальцу… Я даже понять ничего не успел. А это чудище в темноте вдруг как завизжит, словно девчонка маленькая! У нас в интернате так первоклассницы пищали, когда оглушить кого-нибудь хотели. Тут и я не выдержал и на курок нажал, всадил очередь непонятно куда. А тварь эта еще пуще в визг! А потом вроде как от нас метнулась к обрыву, да с него и спрыгнуло, только всплеск воды раздался. И стихло все.
Ну мы посидели какое-то время в кромешной темноте, а потом Маришка и говорит так негромко мне на ухо:
– Шурыч, а че это было? – а у самой слышно: зубы от страха стучат.
А я плечами пожимаю. Откуда же мне знать? Я уж не стал рассказывать про то, что в Волге видел, да что на дороге мне встречалось. Говорю ей так бодро:
– Сама же говоришь, ктулху это!
А она мне в ответ:
– Ага… Его не бывает!
– Ну как не бывает? – отвечаю я, – вот разных там бюреров, которые тебе воду приносят и разными глазами на тебя таращатся, тоже не бывает. А они, оказывается, есть…
Тут Маришку передернуло, я даже в темноте это понял. А потом она мне и говорит:
– А откуда знаешь, что глаза разные?
– Так я же, – говорю, – видел его. Встречал. Шварц его фамилия. Это он тебя сюда, в Игнатово притащил.
Говорю я ей все это, а сам в темноту вглядываюсь. А вокруг тихо, словно и не было ничего. Нет, где-то камешки мелкие посыпались… И снова тишина.
– Ладно – говорю, – сиди здесь, пойду рюкзак принесу, там фонарь. Да и костер развести надо. Оно, видать, его не любит.
Ну сказано − сделано. Вылез я из ниши этой, где мы скрывались, и пошел в темноте на ощупь рюкзак искать. Нашел я его метрах, наверное, в шести, а то и в восьми от кострища. Рюкзак оказался целым, только мокрым немного. Но внутрь влага не попала, рюкзак же дорогой был, из лучшего кордура, непромокаемый. Так что нашел я фонарь, батарейки нащупал, вставил их, надел фонарь на голову, включил и опять за дровами отправился. Фонарь оказался мощный, даже лучше, чем тот, который я потерял, когда сюда провалился.
Но только я его включил, как слышу:
– Соловьев!..
Отчетливо так, словно рядом кто-то стоит. У меня сразу занемело все от страха, потому что я голос узнал. Шварца это голос!..
Я заставил себя к провалу обернуться, а там темнота и нету никого! Я тогда по террасе поводил лучом света туда-сюда – тоже никого! А потом случайно на стену луч фонаря направил, а он на стене сидит!
Метров, наверное, пятнадцать до него. Высоко. Я вижу: глаза кровавым блеснули и крылья эти черные, кожистые вниз свисают. И опять шепотом:
– Соловьев…
А меня как парализовало всего. Я ж видел, что его пули не берут! Я ж помню, как он сержанта этого, как его, Бергмана, убил одним ударом после того, как тот пол-обоймы в него всадил! А значит, нет у меня другого защитника, кроме Бога!
– Господи! – шепчу. – Спаси и сохрани нас, на тебя одна надежда! – и перекрестился.
А он вдруг крылья расправил, вверх по стене метнулся и исчез. И ни единого звука до меня не донеслось, словно его и не было, словно мне это все примерещилось.
В общем, пока я горбыли обратно тащил, все время оборачивался. То на провал, то на стену: не шевелится ли там кто? А там ничего, тишина, молчок.
И то хорошо.
…Я к Маришке вернулся, магазин от Калаша из рюкзака вытащил и все оставшиеся патроны в один магазин набил. Пустой магазин я про запас в рюкзак положил. После этого я себя увереннее почувствовал, хотя и понимал, что мне против него не выстоять ни в жизнь.
В общем, нашествие неизвестного Ктулху закончилось благополучно. Только синтетический спальник намок, но его мы у костра высушили. И еще котелок оказался смятым. Но это не страшно, готовить в нем все равно можно было. После того, как костер снова жарко заполыхал, освещая террасу и стену, я сделал несколько факелов и рюкзак собрал. Пора было отсюда выбираться. Но перед тем как уходить, решил я все-таки посмотреть, что там, на дне обрыва. Обвязался веревкой, дал второй конец Маришке, чтобы страховала меня на всякий случай, на заднице спустился к краю и факел вниз бросил! А там вода оказалась…. Черная, неподвижная. И было не нее метров, наверное, десять, не больше. Вот из этой-то воды ночной гость к нам и пожаловал. Отполз я от края подальше и рассказал все Маришке.
По-крайней мере, вода у нас была.
В общем, решил я, что надо обойти этот провал по периметру, может быть, найдем выход. Фонарик я выключил, чтобы батарейки экономить, два факела зажег, остальные пучком связал, да Маришке всучил, чтобы несла. И велел ей все время под ноги смотреть, мало ли что тут еще найти можно: наверняка много чего интересного сверху свалиться могло.
Закинул я рюкзак на спину, и пошли мы потихоньку вдоль террасы: то стенку освещаем, то спуск к обрыву. А под ногами какого только мусору не навалено! И деревья, и доски старые, и чаны какие-то, и кирпич битый, печные трубы и даже стиральные машинки разбитые то там, то тут валяются. А я в толк взять никак не могу, как это все перемешалось и сюда вниз съехало. Кажется, от нас до домов деревенских метров сто было, и до централа – пятьдесят, и все равно все вперемешку. А до ближайшей березы вообще в другую сторону метров тридцать еще бежать надо было.
