А ведь, похоже, уходят!
Чачу не поверил своим глазам. Присмотрелся. Субмарина явно самым медленным ходом начала удаляться от берега. Левый край передней рубки дымил, там мелькали фигурки людей, пытающихся погасить пламя. Кажется, удалось сбить одно из орудий. Вон ствол торчит в сторону и не шевелится. Оба десантных бота стараются спрятаться за белый корпус. Один уже вообще пристал, словно желает быть срочно поднятым на привычное место.
Массаракш! Наша берет!
И тут ударило прямо в башню. Кисть левой руки пронзила резкая боль. Даже дыхание на миг перехватило, а перед глазами все расплылось.
Ротмистр машинально скосил взгляд вниз, и к боли добавилась дурнота. Двух пальцев словно не было. Еще один повис непонятно на чем. Только кровь лилась, своя кровь, не чужая. Точно так же, как не стало собственной плоти, частички своего тела.
Мужчины склонны обещать, но чего только не придумают, чтобы уклониться от выполнения…
Чуть позади стонал заряжающий. Его-то куда?
– Нога, нога, господин ротмистр! – словно прочитал безмолвный вопрос.
– Бронебойным!
Но больно-то как! Чем это вдарили? Скорее всего, болванкой, а окалина от брони всласть ударила по экипажу. Зигну хорошо, он сидит пониже. Наводчик по другую сторону казенника, а кому-то не повезло.
Массаракш! Лучше бы убило!
Только бой продолжался, и пришлось напомнить себе, кто является командиром патруля. Жалуйся, теряй сознание (Бату доводилось видеть, как здоровенные парни слабели и падали в обморок при виде собственной крови, хотя кровь та шла с какой-то царапины), а тут ничего уже не исправишь. Ты по-прежнему находишься в ответе за вверенных тебе людей.
Какой по счету снаряд попал удачно, Чачу уже не знал. На орудийной площадке субмарины вдруг рвануло очень хорошо, явно сдетонировали часть ее собственных выложенных боеприпасов, и заполыхало там весьма знатно. Так знатно, что уцелевшим на верхней палубе стало не до противника, и не только на верхней. Наверняка пробито взрывом было столько всего, что тушить – не перетушить, латать – не перелатать.
Субмарина, кажется, чуть завалилась на борт. Пока не слишком сильно, только крен определенно был. И двигалась она теперь не в открытое море, а, наоборот, поближе к берегу.
Тонуть не хотят даже моряки. Погибать – так на суше.
Но и танк Герета горел. Экипажу удалось выскочить, даже пулемет успели снять, и теперь они помогали Карембушу расправляться с остатками десанта. Зато успел подскочить Лонунг, встал почти открыто, открыл огонь…
– Я шестой. Подхожу к району боя. Держитесь!
Почему помощь всегда приходит немного поздно? Рука бы была целой…
На субмарине в очередной раз что-то взорвалось, а затем белый корпус внезапно стал опрокидываться. Нет, превратить все в оверкиль ему не удалось, но теперь белая тварь явно тонула. Десантный бот, который так и не успели поднять на борт, на полном ходу пошел к берегу. Его обогнала скоростная лодка, та, которая прежде не выдержала встречи и отошла. Мечущаяся на палубе команда пыталась спустить еще что-то плавучее, однако матросов буквально смело очередным взрывом.
Подошедшему второму взводу оставалось лишь наблюдать, как субмарина скрывается под водой не по своей воле, да добивать тех островитян, кто решил предпочесть смерть на берегу. Или на пути к нему.
Тоже задача не из легких.
* * *
– Садитесь. Слушаю.
Посетителя рекомендовал Барон. После провальной войны положение маршала здорово пошатнулось. Другой бы вообще слетел со своего поста после случившегося, однако прежние заслуги, как это порою бывает, перевесили все нынешние ошибки. Главнокомандующий практически утратил вес во всех делах, кроме сугубо военных, да и там авторитет его был крайне невелик, и все же по-прежнему продолжал входить в число тайного руководства страной. Этакий представитель, который почти ничего не решает и все же находится на посту. Да и кому поручишь военное дело? Лучше, может, и есть, а вот надежнее…
Зато резко пошли в гору дела Теневика. Настолько, что некогда незаметный человек даже сменил прежнее прозвище на весьма многозначительное: Канцлер. Он не был единственным и самым главным, такого бы не позволили прочие Отцы, но вот первым среди всех – несомненно.
Так всегда бывает в политике. Кто-то опускается, кто-то поднимается в гору. Ловчее надо быть, хитрее. Не бояться интриг, не верить в дружбу и хорошие чувства. Побеждает тот, кто готов ради победы отринуть все. И лучше не нахрапом, а постепенно, шаг за шагом, тщательно взвешивая и поминутно предавая… В монархии все определяет закон о престолонаследии, во всех прочих формах к власти приходит самый хищный. Пусть и скрывающийся под маской безобидного добряка, этакого пушистого кролика.
Внешность посетителя настораживала. Взгляд он постоянно отводил, словно замыслил нечто гадкое и боялся, что оно всплывет. Вдобавок посетитель непрерывно потирал руки, вертелся, в общем, демонстрировал неумение вести себя на людях. Но рекомендован он был как специалист, крупный ученый, а к тем требования совсем иные. Барон даже прозвал его Головастиком, позабыв фамилию и имя.
Сущности открытия маршал поведать тоже не смог. Лишь уверял, будто оно важно. Сложилось впечатление, что главнокомандующий сам ничего не понял. Армейский дуболом, что с него возьмешь? И зачем вообще рекомендовал?
– Моя лаборатория занимается проблемами мозга… Понимаете, мы случайно установили… – Головастик мялся, никак не мог четко сформулировать суть.
Канцлер умел быть терпеливым, однако даже ему несколько раз хотелось послать посетителя куда-нибудь подальше. Но вдруг скачком явилось понимание, и правитель насторожился. Пока он еще отказывался верить в удачу, а посему задавал вопросы очень осторожно. Вдруг понято не так и не то?
– Вы хотите сказать, что побочным эффектом излучения обычных башен…
Дальше слов не нашлось.
– Именно. Но тут требуются дополнительные исследования для выбора наиболее оптимальных передач. Модулирование, частоты, тональности… К сожалению, денег лаборатории почти не дают, и пока мы не в состоянии эффектно и быстро завершить начатое. – Глаза Головастика вновь смотрели куда-то в сторону.
– Деньги будут! – торжественно пообещал Канцлер. – Столько, сколько потребуется. Люди, оборудование, все условия… Но в обмен необходимо строгое, нет, строжайшее соблюдение тайны. Понимаете, подобные вещи не должны обсуждаться на широкой публике. Да ей и нет никакого дела до любых наук. Сверх того, мы окружены врагами. Потому…
– Я понимаю, – и снова тот же взгляд.
Подозрительный он какой-то. Но ладно. Кому надо, проследят все связи, выяснят явное и тайное. Главное – человек действительно нужный. Если получится… Должно! Одно усилие, и столько проблем разрешается само собой!
