Слишком часто во время войны, адмиралтейство оставляло десантные морины умирать. Острова перенаселены, чем больше погибнет, тем легче будет живым, поэтому потери никто не считал. Пятьдесят процентов командиров взводов погибало в первом же бою, расходный материал, пушечное мясо. К концу второго месяца, в живых от выпуска оставались не более двадцати процентов личного состава. Но война давно закончилась. Сейчас трудно будет списать сто человек.
— Люди устали и напуганы. Уверен, что по лагерю уже ползут слухи о массовом захоронении и о мертвеце в штабе. Нам нельзя подавать виду, что что-то идет не так. В конце концов, мы не саперы, нас трудно застать врасплох.
Бад отмахнулся, — знаю, знаю.
Я усмехнулся.
— Помнишь, что ты говорил в столице? «Это обычная операция, спасем Толя и назад». Было такое?
— Дураком был, — просто ответил Бад. Он закурил папиросу. Я подошел к окну, через коричневую плотную бумагу ничего нельзя было разглядеть.
— Я вообще в столице много чего говорил. Теперь все на так.
Я повернулся и с удивлением уставился на него. Бад несколько раз глубоко затянулся и раздавил окурок в пепельнице, на меня он не смотрел.
Он встал, одернул и застегнул френч, поправил портупею и надел фуражку.
— Пойду посты проверю.
— Давай. Все будет хорошо, — сказал я.
Бад кивнул, козырнул и вышел.
— Все будет хорошо, — повторил я. В самом деле, а что я мог еще сказать.
Перед отъездом я приказал оставить на стенах по одному отделению каждого взвода, часовых и дежурных артиллеристов, остальных отправил отдыхать. Бессмысленно держать людей в напряжении целые сутки. В казармах стало светло от керосиновых ламп, койки застелили и помещения сразу приобрели жилой вид, печки топили несколько часов подряд, и, хотя в комнатах стало душно, но сырость ушла.
Бад выделил мне шестерых сопровождающих. Мы вышли за ворота, когда стало смеркаться, а к борту корабля причалили уже в полной темноте. На судне горели только сигнальные огни, капитан соблюдал светомаскировку. Уже у самого борта узкий луч прожектора осветил нашу лодку и не отпускал, пока мы не причалили.
Все свободные от вахты офицеры собрались в кают-компании за празднично накрытым столом. Капитан в парадной форме тепло встретил меня и посадил рядом с собой на почетное место.
— Господа, — сказал он, поднимая бокал с шампанским — Сегодня мы выполнили приказ адмиралтейства. Благодаря отваге и находчивости нашего друга, супер-лейтенанта Бура, форт захвачен. Операция прошла успешно. Завтра вечером мы уходим домой.
Все закричали «Ура» и выпили стоя.
Ужин удался на славу. Подавали жаренную курицу и свиные колбасы. Это было первое мясо, которое я увидел за время нашего путешествия. Я ел и пил с удовольствием. Люди, родившиеся на маленьких островах, привыкли питаться морепродуктами и водорослями, но никто никогда не откажется от деликатесов.
На меня накинулись с расспросами. Пришлось в подробностях рассказать, что мы нашли в форте и описать наши приключения.
Дневные страхи отошли на задний план, от вина и еды, я повеселел и, впервые за этот тяжелый день, расслабился. После ужина капитан сыграл на рояле. Я курил и наслаждался покоем. В ярко освещенной кают-компании, в кругу улыбающихся, празднично одетых офицеров, уже не верилось в то, что сегодня утром я обнаружил яму полную человеческих останков и сырые опустевшие казармы. Все это казалось наваждением, дурным сном.
Около восьми офицеры стали расходиться и капитан пригласил меня в свою каюту курить сигары.
— Извините, Хал, — сказал я, усаживаясь на стул, — не могу больше курить, с удовольствием просто посижу с Вами и выпью чаю.
Хал закурил и откинулся в кресле, — ну, как хотите. Рассказывайте. Неужели все так плохо?
Я еще раз рассказал ему о наших находках и подозрениях. Капитан слушал очень внимательно и ни разу меня не перебил.
Стюард принес чай и печенье. Когда за ним закрылась дверь, Хал отложил сигару, встал, прошелся по комнате и остановился у иллюминатора, заложив руки за спину. Он покачался на носках, пожевал губами и сказал, — Боюсь, что Вы попали в неприятную историю Бур. Теперь, нет никакого сомнения в том, что часть экспедиции погибла здесь, а уцелевшие, безуспешно, попытались спастись на десантном судне.
Он повернулся и в упор посмотрел на меня.
— Мне страшно оставлять Вас одного, но не выполнить приказ я не могу. Как я уже сказал, завтра вечером мы уходим домой. Простите.
Я был благодарен Халу за то, что он не пытался успокаивать меня. Старая добрая традиция приглашать к себе младшего по званию, чтобы напутствовать перед боем и снять с себя ответственность. Всегда существует устав, всегда есть приказ и никогда нет виновных.
— Вам не за что извиняться. Адмиралтейству нужна точная информация. Я думаю, что они догадывались о судьбе Толя и просто хотели убедиться.
Я выпил чай и поднялся.
— Выполняйте приказ, капитан, а я выполню свой. Постарайтесь донести до адмирала Меца, что бессмысленно отправлять на Дикий остров морину или две, нужен серьезный десант при поддержке военных кораблей. Завтра я все это изложу в своем рапорте.
Хал расстегнул парадный китель, показав край несвежей рубашки и потер шею. Он был явно смущен.
— Можно дать Вам один совет?
— Давайте.
Капитан взял меня под руку и подвел к стене, на которой была растянута карта побережья.
— Это бухта, в которой мы сейчас находимся, — он ткнул пальцем в причудливую кривую линию, — вот здесь, — палец прочертил прямую и уперся в несколько кружков на юго-востоке, — находятся три острова. Экспедиция Толя их обследовала и нашла, что один вполне пригоден для жизни.
— Я об этом ничего не знал, — признался я.
— И не могли знать. Это информация из секретного отчета для отдела исследований, — ответил капитан. Он отошел от карты, налил себе вина и залпом выпил. Я молча следил за ним и ждал продолжения.
— Так вот, — продолжал Хал, — если на берегу больше нельзя будет оставаться, садитесь в лодку и постарайтесь до них доплыть.
Я горько усмехнулся. Если выбирать между океаном и сушей, я всегда выберу второе. Наверно, кто-нибудь и смог бы добраться до острова, не имея карты и компаса, но только не я.
— Я плохой моряк, у меня не получится.
— Получится. Просто, поверьте мне и, если не будет другого выхода, садитесь в лодку.
— Хорошо.
Я улыбнулся. Странный человек. Грубый и неряшливый, но яркий. Есть такие люди, которые поражают ваше воображение. Их очень немного, но вы помните о них всю жизнь.
