– Чутье. Или еще что. И я молчала, потому что видела: тебе не хочется устраивать из этого событие. Я решила, что ты об этом заговоришь, когда будешь готов. – Она немного подождала, но он все равно оставался каким-то притихшим. – По-моему, больше никто не знает. Скрывай это сколько захочешь.
– Да, конечно же, все об этом знают, Чейз. Люди обычно на такие вещи обращают внимание. И все видят, что я в него втюрился. Мне от этого тошно.
– Ну а я не вижу. О ком ты?
– Ты не видишь, потому что живешь в шоу с названием «Никс».
Его тон был скорее обиженным, чем ехидным, но ее эти слова все равно задели.
– Эй! Я ведь стараюсь!
– Не расстраивайся. Вспомни: мне не разрешается задавать вопросы про твоего папу. И про твое детство. И про твою маму. Или почему ты ведешь себя так, будто в каждом полете тебе необходимо доказать, что ты самый уникальный и выдающийся пилот «Звезды».
Ветер усилился и отнес их чуть в сторону.
– Ты не лез мне в душу, а я не лезла к тебе. – До этой минуты такое казалось ей вполне естественным. – Так делают лучшие друзья.
– Так делают замкнутые люди. Клянусь, это – единственное, что у нас с тобой есть общего.
– Тогда чего ты боишься? Мы же не в армии гомофобов конца прошлого века! Кейлу это вообще неинтересно.
Она попыталась посмотреть ему в лицо, но ее страховочные ремни были слишком туго натянуты – ей было слишком тяжело дышать.
– Я не боюсь. И не стыжусь, – ответил Пиппин. – Я просто не готов. И все было нормально, я со всем сам справлялся, пока он не заявился заигрывать и все время меня трогать.
Это точно не Тристан. Он с Пиппином не заигрывал. Она была в этом уверена. И тогда в «Звезде» оставался всего один новый человек…
– Ты влюбился в Ромео? Но он же такой…
– Гетеросексуал?
– Я хотела сказать «бабник», но – да. – Она попыталась все осмыслить. – Так. Черт! Пиппин, это действительно настоящая проблема.
– Точно.
– И почему ты так и не сказал?
– Потому что мне неловко. Я же должен быть умнее! – Они молчали так долго, что Чейз снова услышала ветер. Когда Пиппин снова заговорил, его голос был мягким, но в то же время уверенным. – Он из Квебека. Он говорит по-французски без английского акцента, хотя это не его первый язык. Ты знаешь, какая это редкость? – Он говорил все быстрее. – Он вечно со всеми заигрывает, но на самом деле он порядочный, клянусь. Мы много времени проводим вместе. Я знаю, ты считаешь его идиотом.
Их полет замедлялся: парашют останавливал падение.
– По-французски он намного симпатичнее. – Пиппин издал протяжный звук, который был не простым вздохом. – И раз уж мы стали говорить откровенно, Тристан Рутер в тебя влюбился. Браво, пилот! Тебе надо подобрать корзинку побольше, чтобы хранить все похищенные сердца.
Чейз перекинула руку через подлокотник. Земля казалась особенно далекой тогда, когда она к ней тянулась.
– Откуда ты знаешь?
– Когда вы оказываетесь в одной комнате, вы – как магниты. Вы летаете, как будто любовью занимаетесь, из-за чего становится очень неловко и Ромео, и мне. Большое за это спасибо. А когда после того случая с беспилотником ты лежала в ангаре и я думал, что у тебя смерть мозга, Тристан в меня вцепился. Словно он был так же испуган, как я, – а я был чертовски испуган.
Внезапно любовь перестала быть чем-то туманным и ненужным. Она стала ясной, когда Чейз представила себе Тристана и Пиппина… представила себе, как их испугала. Ясной. Ей захотелось вернуться к прежней надежной бесчувственности, но внезапно оказалось, что она понятия не имеет, как это сделать.
Она застряла в неравнодушии. Господи!
Через несколько секунд они жестко приземлились на раскисшем поле. Чейз расстегнула ремни и протянула Пиппину руку, чтобы помочь встать.
– Ты мой лучший друг, – сказала она. – Когда впереди столько всего, мне нужно, чтобы ты был в моей команде.
Он посмотрел на ее руку.
– Я всегда в твоей команде. Нравится мне это или нет.
– Давай я тебе помогу.
Он принял ее помощь, чтобы встать, но его ответ был унылым.
– Поможешь мне в чем? Разлюбить парня-гетеросексуала? А как это вообще делается?
– По твоим словам, умение бросать людей – мое коронное.
Они успели сойти с поля, когда Пиппин заговорил:
– Это так. Но, Чейз, ты изначально к ним равнодушна.
Его слова ранили, хоть он и стукнулся плечом о ее плечо в наигранном дружелюбии.
Ей хотелось возразить, что он ошибается. Она неравнодушна. Она настолько ко всему неравнодушна, что часто ощущает себя совершенно незащищенной. Падение. Попытка ухватиться за воздух. Вот почему ей нужны высокие скорости. Тогда даже воздух становится тем, за что она может держаться.
– Извини, – добавил он.
Она не поняла, имеет ли он в виду все происшедшее или только это последнее оскорбление.
– Конечно. – Она все равно это проглотила. – И ты меня извини.
– Вот только я его не извинила, – призналась Чейз Тристану, идя с ним по Парку.
После короткого перелета на вертолете и возвращения на базу на «Геркулесе» Чейз снова оказалась в «Звезде». Они с Пиппином больше не ссорились, но раздражал он ее даже сильнее, чем раньше. Она отвела Тристана в сторонку и обрушила на него признание практически во всем, кроме слов Пиппина о том, что Тристан испытывает к ней чувство.
– А мне надо было его извинить? Я вроде как зла. – Она хрустнула пальцами. Она надеялась, что разговор с Тристаном поможет ей остыть, а результат оказался противоположным. – Я действительно зла. Когда он почувствовал себя страдальцем, то стал… жестоким. А теперь мне не хочется ему об этом говорить, потому что мы наконец-то начали общаться.
– Ну, начнем с того, – сказал Тристан, – что Ромео нигде не бисексуал.
– Пиппин это знает. Он просто влюбился. Сильно влюбился. И он терзается бесперспективностью своего чувства.
Она покосилась на Тристана: может, с ним все тоже так? Она засунула руки в карманы и не стала никак реагировать, когда он ущипнул ее за ухо. Если Пиппин прав и Тристан в нее влюблен, то она не станет с ним связываться. Ранить его.
Они будут друзьями. Просто будут дружить.
Чейз взъерошила себе волосы и снова их пригладила.
– Хочешь, кое-что покажу?
Он улыбнулся – и даже тут было заигрывание. Тристан стоял слишком близко… но в это мгновение Чейз поняла, что с ним любое расстояние казалось близким.
Чейз провела Тристана в капеллу: туда, куда никогда не ходила. Она раскрыла тяжелые дубовые двери и стала смотреть, как его лицо наполняется изумлением и отвагой. Часовня со многими такое творила. Потрясала скрытым величием и напоминала о Великолепнейшем Всем. Она указала на витражи и сталь.
