Стараюсь ослабить удавки и узлы, сбавить нагрузку на веревки и разработать закостенелые руки… Почти не чувствую их… От локтей и выше — их будто вообще нет… Раньше хоть боль была… Тогда я проклинал эту нестерпимую боль, а теперь — проклинаю омертвелое онемение… Еще недолго — и без рук останусь… Тогда точно — конец… тогда оружие держать нечем будет… Слегка сжал и разжал кулак, разгоняя кровь… Сложил кисть, сильнее стягивая суставы… Веревки врезались в сухожилия, ободрав кожу, но я только крепче стиснул зубы…
Вашу ж!.. Я дернул головой, отворачиваясь… Кислота зашипела над ухом, въедаясь в плечо, разъедая кожу…
— Я русский! Русский я!
Меня окатили водой, и я закричал… Кислота, пенясь, расползлась по груди… Я выдержу! Вытерплю! Рано или поздно они загасят ожог! Они деактивируют его! Деактивируют! Вода — ничего еще… Ничего, кислоту разбавит, пусть и разнесет… Меня обдало едким запахом и щелочью… Я скосил «волчий глаз» на густеющий мрак… Темно… везде — в глазах темно, в голове…
В моей голове гулко разнеслась чужая речь… в ангаре эхом раскатились крики… Поднял глаз — боевики встают, берутся за оружие, идут к выходу… Двигатель гудит… Они уходят — уезжают… Открыл глаз шире, присматриваясь… Остался один — раненный… Достанется ему… Дернул веревку…
— Ты что делаешь?..
Англичанин покосил на меня глаз, замученного до отчаяния мертвеца…
— Так волки из капканов вырываются! Отгрызают себе все, что им освободиться не дает! Я вытерплю! И ты — терпи! Не долго осталось свободы ждать! А пока терпи просто!
Я стиснул зубы, вскинул голову, сжал правую руку в кулак, а левую — сложил, стягивая сухожилия… Рванул веревку со всей силы, кривясь от боли… Боевик вяло вскинул автомат… Я снова — рванул… Он крикнул, поковылял ко мне… прихватил с собой стоящую на полу закупоренную посудину, приблизился, скручивая пробку…
Коленом под ребро, сапогом под челюсть… Обрывистая очередь прошлась по потолку при его падении, посыпались осколки, полетел рикошет, а я рванул руку… Кислота зашипела на полу, поджидая его, но он на пол упал уже мертвым… Я рванул и… высвободил руку… Рухнул на пол, обрывая веревку… Адреналин ударил в голову с такой силой, что убил боль вместе со всеми мыслями… Только озноб бьет… так, что зуб на зуб не попадает…
Подполз к валяющемуся на полу боевику, опираясь на локти. Уверен, что ударом ему шею сломал, — только я должен убедиться точно. Когда я склонился над ним и всмотрелся в его лицо, проверяя, дышит он или нет, оказалось, что он… Молодой совсем — просто мальчишка… Черт… Еще и живой. Еще живой… Отшвырнул локтем его разряженное оружие. Постарался схватить его нож. Только не смог сцепить на рукояти ножа посиневшие пальцы — не получилось даже ножны расстегнуть. Пришлось растирать руки, присматривая за ним, — за этим умирающим мальчишкой. Я отключил его крепко — раз он, распростертый в кислотной луже, не орет, и прослежу я его зорко. До самой смерти взглядом провожу, как до дверей.
Парнишка открыл глаза, еще не осмысленно осматриваясь. Припер ему грудь коленом, придавил сапогом руку — другую руку ему разъело до кости, так что трогать ее не стал, а продолжил растирать себе запястья. Он остановил на мне глаза — смотрит на меня в упор со злобой зверя… со злобой загнанного в угол зверя. Смелый вообще мальчишка — его мозги, видно, полностью промыты бесстрашием и бессмертием бойца этой треклятой пустыни. Только и его пугает гибель… Как бы храбро мы к смерти ни подходили, входить в нее страшно каждому из нас… всегда страшно, каждому.
Решил не проверять — начнет он орать от боли или будет упорно молчать. И ждать, когда он начнет четче чувствовать разъедающую его тело боль, не стал. Сцепил пальцы на рукояти его ножа и криво полоснул неверной рукой по его горлу. Звериный страх и злоба в его глазах угасли, но глаз он так и не закрыл, смотря на меня в упор и мертвым. Он не первый мой противник, продолжающий противостояние и после смерти, надеясь, что останется со своей ненавистью в моей памяти, со своим страхом — в моих снах. Правильно он надеется — таких, как он, я помню. И «волкам» снятся сны.
Посмотрел на англичанина, с трудом представляя, как я поднимусь на ноги и перережу веревку. Осторожно встаю. И разгибаюсь — небыстро, чтобы на сердце сразу нагрузку не давать большую — оно и так от боли бьется часто, как отбойный молоток. Я дышу слишком поверхностно и неровно, стараясь не травмировать ожог, но сердцу такого дыхания не хватает. Стараюсь вдыхать глубже и ровнее, хоть грудную клетку и рвет на куски с каждым вдохом.
Медленно подошел, а веревку резанул резко. Ричард свалился рядом со мной. Встряхнул его, с вида уже не живого.
— Живой?! Вставай давай! Выбираться нужно! Живей!
Ричард никак не включается — он открыл глаза и старается сосредоточиться на мне, только пока безуспешно.
— Давай же… Соображай! Сосредотачивайся! Живой ты! Живой, Ричард! Свободны мы! Давай же!
— Связь…
— Да у них здесь нет никакой связи. Здесь только через спутник связаться можно. А они технику с собой забрали.
Англичанин приподнял голову, придерживаемую моими изодранными руками.
— А рации?..
— Ничего нет. У бойца раненого была — только он с рацией заодно в кислотную лужу упал. Нет ничего теперь.
— А коробки?
— Позже посмотрим. А сейчас подожди, ложись — я воду притащу.
Ричард судорожно сцепил руки на прозрачной, полной воды бутылке — только пробку скрутить не смог — у него с руками тоже не порядок.
— Никогда не думал, что можно умереть от жажды из-за того, что не можешь открыть бутылку.
— А я и не думаю.
Пробил пластик ножом, зажал дыру и передал бутылку британцу. Залились мы с ним до тошноты, только сухость в горле никуда не делась. Принялись наскоро промывать раны — и у меня, и у него раны на жаре нагноились быстро.
— Ричард, без антибиотиков мы и суток не протянем.
— Мы и с ними не протянем…
Промолчал, только подумав, что он — прав.
— Медикаменты надо искать… и оружие.
— Слава, ты действительно считаешь, что нам еще нужно оружие и медикаменты? Ты думаешь, мы сможем их перестрелять?
Я поднял руки, рассматривая их отекшим, воспаленным и гноящимся глазом.
— Нет, не думаю.
Англичанин, слабо усмехаясь, повесил голову.
— Они вернутся и прикончат нас, если мы протянем до их возвращения. И никто никогда не узнает, как и где мы сгинули.
— Ричард, я не собираюсь их ждать, даже если собираюсь сдохнуть.
