— Ты что делаешь?! Я без тебя сдохну здесь! Не дам я тебе до меня сдохнуть! Понял?!
— Слава, мы здесь оба умрем! Мы изранены, и раны — инфицированы! И мы — потеряны в пустыне!
— А черт… Подыхать — так вдвоем! Разом и вместе! Давай эту дрянь… Что написано? Не похоже вообще, что это — антибиотик широкого спектра… Стой, смотри… Этот… Точно — антибиотик… Давай его — термоядерная отрава, всех убьет… главное, чтобы нас не убила.
Антибиотик начал действовать быстро — от него голова болит и… Я сейчас просто вырублюсь. Бросил руль, чтобы переключить скорость… выругался, вернул руку на руль и выжал сцепление.
— Выходи. Ты поведешь.
Ричард, бледный, как мел, кивнул. Он сжал зубы, берясь за руль, а я свалился рядом с ним чуть ни замертво.
— Только не гони сильно, летчик… тошнит меня и… Слышишь, истребитель, не гони! Не за штурвалом ты, не полетим мы!
Очнулся. Ничего не соображаю. Продрал покрытый гнойной коркой глаз. Мы стоим. А меня еще тошнит. А что вообще происходит?
— Ричард, а что мы встали? Ты вообще как? Живой? Живой?!
Он уронил голову на плечо в ответ на мои тычки. Сердце у меня сжалось от ужаса, как и кулаки и зубы — аж до скипа. Только не время отчаиваться, надо действовать. Двигатель заглушен и… Не заводится… Никак… Черт… Горючее! Кончилось!
Потащился за канистрой — только она… пуста. Выходит, англичанин на заправку останавливался — видно, долго я отключенным валялся. А что теперь?
Окатил Ричарда водой. Он так и остался — белым и неподвижным. Пульс у него совсем слабый и он…
— Только попробуй у меня на руках сдохнуть! Я тебя и на том свете найду! И не думай меня здесь одного бросить! Нужен ты мне еще! Слышишь?!
Сжал виски руками, рухнул в песок. Тень от машины темнеет в глазах. Оттеснить отчаяние не могу. Ничего не могу. Закрыл ослепленный солнцем и гноем глаз и дрожу, как марево. Я не знаю — горю я или замерзаю… Не знаю, видят еще мои глаза или уже — только мой разум… Похоже, мой мозг подкидывает мне напоследок нечеткие картинки прошлого… И Агнешка снова рядом… и Войцех… Войцех! Он останется с ней! Он останется, а я… Я вернусь!
Я плеснул водой в глаз, промывая его и сдирая с него подсохшую и размоченную корку. Я вернусь! Я ваш лучший боец, Игорь Иванович! Я твой лучший любовник, Агнешка! Я выживу! И мою грудь продырявит не пуля, а — орден! Я явлюсь к вам, Игорь Иванович, и возьму у вас все! И к тебе Агнешка — явлюсь! И возьму тебя всю — с душой и с головой!
— Ричард! Вставай! Живо!
Стащил англичанина, трупом сваливая на песок.
— Вставай! Включай мозги! Живо! Живой же ты! Живой!
Встряхнул его грубее.
— Вытащу я тебя отсюда! Только помоги мне осколки вытащить! Не справлюсь я с ними с одной рукой! Надо вытащить! Хоть те, что крупнее! Слышишь?! Ричард!
Он открыл глаза, жмурясь от солнца. Никак не отойдет от мертвого ступора.
— Мы живы еще! Живы! Рано нам подыхать, раз еще не подохли! Вставай же! Соображай же, Ричард! Вытащи осколки!
— Осколки?
— Я с ними долго не протяну. Они при движении… Они вслед за мной двигаются! Могут кровотечение вызвать или в вены уйти — тогда все! Давай же!
— Ножом?
— Ножом подцепишь и…
— Как пули?
— Умеешь пули вытаскивать?
— Нет, не доставал никогда — не доводилось…
— Ничего. Научишься. Только ты поаккуратнее — я еще не труп все же, а ты не патологоанатом.
— А обезболивание?
— Черт с ним. Мне не впервой — привык терпеть. Только поторопись. Нам пеший переход предстоит в ночь.
— Переход?
— Да, Ричард! Не можем же мы на месте стоять!
— Машину рано или поздно заметят.
— Вопрос в том, кто заметит! Истребитель может быть наш, а машина — ваша! И мы оба — ваши! Правда, мы так ободраны и обуглены, что уже не понятно, кто мы…
Я скривился, ругаясь вслух.
— Ричард, ты не ампутацию проводишь! Не надо так глубоко! Он поверхностно расположен — край торчать остался!
— Я не… Сейчас подцеплю…
Англичанин, стер со лба испарину, заливающую ему глаза. Я содрал майку, кинул ему.
— На лоб повяжи, чтобы в глаза не текло! А то до ночи так не управимся!
— Слава, а ночью что?
— С девицами гулять будем!
Англичанин тускло улыбнулся.
— Меня змеи не соблазняют, Слава. А я не думаю, что мы здесь в таком виде других девиц подцепим.
— Это точно. Никто иной на нас таких не позарится.
Англичанин сник и задумался, всадив нож мне в руку.
— Потише ты! Я тебе не Элизабет! Ты меня прирежешь такими тычками! И вообще! Хватит колупаться! Кровоточит же рана! Сейчас песок налетит и налипнет! Просто подцепи осколок!
Ричард сосредоточился на моей руке, но ненадолго.
— У вас что про пустыню в руководствах по выживанию пишут?
— Да то же, что и у вас.
— У нас пишут, что надо оставаться на месте аварии и ждать.
— Нам, Ричард, ждать нечего.
— А в случае, когда приходится покинуть место аварии, пишут, что нужно оставить на месте карту с пометками направления.
— Нам негде и нечего оставить, Ричард. Мы и направления не знаем… и местонахождения. Не знаем мы, где база, где колодец…
— У нас про такое положение дел ничего не пишут.
— А нечего писать, Ричард. Мы просто пойдем в пустыню. И будем идти, пока не…
— Пока не умрем…
— Пока не дойдем.
— Недолгая нас с тобой, Слава, ожидает дорога.
— Да уж надеюсь, что недолгая. Только не думай брать в голову, что она закончится, как жизнь, — смертью.
— Решил до конца не отчаиваться?
— Отчаяние конец приближает. Не дает оно нам за жизнь в полную силу сражаться. Заставляет сдаваться или на риск нарываться. А в бою и то, и другое никуда не годится. И сдаваться и рисковать только в крайнем случае дозволяется.
— Не думаю, что у кого-то из нас может быть еще более крайний случай.
— У меня — может, Ричард.
Войцех… Если я узнаю, что он Агнешку к рукам прибрал и не смогу его убить — я умру… от сердечного приступа. На месте свалюсь, и не посмотрю, что еще молод для инфаркта.
Британец неумело перевязал мне руку, которой досталось больше всех остальных частей тела. Я выругался, стараясь поправить повязку. Только не вышло. И к черту. Хоть ветер песок не нанесет на рану — и то хорошо. А ветер к ночи, кстати усилился. Надо поспешить с комплектацией необходимых для похода вещей. Здесь темнеет резко — рухнет солнце за горизонт, и не видно ничего. А с фонарями здесь, на открытой местности, не дело бродить.
