— Нет, — печально протянул Хирш. — Она к осени прилетит, — и тут же встрепенулся, улыбнувшись, — мы тут недавно списывались, хочешь, фотки с её выпускного балла покажу?
— Покажи, — Чюватов подполз к Фее. — Интересно же, а у неё подруги есть?
— Прух, а ты сможешь выйти на пенсию досрочно? — очень уж захотелось мне осчастливить нашего товарища радостной новостью, но надо сначала разузнать, получится ли.
— Зачем это? — удивился Прохор. — Зарплата больше пенсии, да и копим мы, я же говорил.
— А если нежданно разбогатеешь, — прищурился я.
— Шутишь? — рассмеялся он. — Откуда богатство, да и сколько его? Пара десятков золотом ничего не решит.
— А если речь о паре тысяч?
— Рос, ну ты и фантазёр.
— Да просто представь, — не отставал я от него.- Ушёл бы?
— Ладно, — усмехнулся Пруха, — твоя взяла. У меня появилось несколько тысяч золотом, так? — он посмотрел на меня, и я кивнул. — Этих денег хватит на всё: на дом, мастерскую, и на жизнь останется, — рассуждал Прохор, — на учебу детям, на антиграв, на эвакуатор даже, но я бы всё равно не ушёл со службы.
— Почему? — удивился я. Да все удивились и уставились на Прохора. Даже Гвоздь проснулся и смотрит на него.
— Не ради денег я служу, парни, — улыбнулся Пруха, и устремил взгляд куда-то в небо. — Родина, она же хрупкая женщина, — развёл он руками. — С виду сильна, как моя Миланка, но я-то знаю, как они обе нуждаются в крепком плече и широкой спине. А у меня есть и то, и другое. У меня есть сила, и я могу оборонить обеих.
— Так ты не один, есть и другие люди для этого, — проронил задумчиво Гвоздь.
— Есть, — кивнул Прохор, — и когда буду на пенсии, буду лежать на печи и есть калачи за их спинами. За вашими спинами, ребятки, — он обвёл нас взглядом и широко улыбнулся, по-доброму так, счастливо. — Потому что будет ваша очередь беречь и защищать Родину. Сейчас же я тоже имею на это право, и буду пользоваться им, пока оно есть.
— Ты знаешь, — протянул Гадел задумчиво, — вот не ожидаешь от тебя таких речей. Умеешь ты удивлять, Прохор.
— Это плюсы простой жизни, — усмехнулся Пруха. — Будьте проще, парни. Жизнь, — он на мгновение задумался, — она ж простая, как турбина антиграва, к чему весь этот тюнинг и обвесы? Взял и полетел.
Все как-то резко задумались над словами Прухи. Разговоры сами собой увяли.Зашуршали упаковки сухпайка, зашелестел ковер опавшей хвои, когда на него стали укладываться, и я решил узнать, как дела у Жичкина.
— Все спят, — ответил по связи Абаимов. — Разбудить?
— Не. Тревога будет, тогда поднимем, — ответил я.
— Жаль, — бросил он и отключился.
Ещё один приколист на мою голову. А железные нервы у Жичкина. Мы тут разговоры ведём, чтобы предвкушение боя унять, а они храпака давят. Гвоздь, видимо, от них набрался. Вон, снова сопит в две дырочки.
— Тур, вызывал? — раздался голос Жичкина.
— Эм, да, но вы же спали, — удивился я.
— Аба растолкал, что-то важное?
— Да нет, — ну Абаимов, ну жук. — Я ж сказал ему, что по тревоге подниму, не надо будить.
— Понял, — сухо ответил Жичкин, и добавил, но уже не мне:- Всем спать, Аба на часы.
— Он спит, — раздался голос Рохлина.
Жучара просто!
— Я ему сейчас посплю, — прорычал Жичкин и связь отключилась.
У нас тоже наступила полная тишина. Народ придремал. Я настроил бинокль на тревожное оповещение при обнаружении техники. Осмотрелся вокруг в поисках морошки. Не нашёл её, запил водой пару ягодных батончиков и улёгся под елкой. Часа два у нас ещё есть.
* * *
Сон, как это часто бывает в таких ситуациях, не приходил. Вместо него вспомнился обмен пленными.
На это мероприятие мне удалось посмотреть только удалённо, через сеть. Дед снова расстарался ради трансляции.
Ни Ракса, ни один из его офицеров не приехали. Видимо, отказались от идеи покушения, а просто позориться им не с руки. Ожидаемо. Но всё равно Лиру охраняли, как зеницу ока. Дед, отец, Ерастов и Серафим не отходили от неё ни на шаг. В кадре не мелькали, но я знал, что они рядом с ней. Будь план другим, я бы не понял и не поддержал его.
Душа моя в окружении вассалов и слуг встречала у входа дворянской палаты обычный гражданский антиграв. Автобус, если точнее.
У входа, значит на первом этаже. Прямо на земле. Рядом находилось оцепление планетарных войск, а ВРИО губернатора лично стоял позади Иллирики.
Вокруг собралось неисчислимое количество гражданских. Они расположились на тротуаре, на обочинах, выглядывали из окон домов. Кричали здравицы Лире, улюлюкали, горланили что-то обидное Раксам, особенно, когда те подъехали.
И это всё объяснимо. Рейтинг любимой на Святогоре взлетел до небывалых высот. Личная выдержка, поддержка Деда, правильное медийное освещение войны, да и успехи в боях, всё это не оставило равнодушных. Вишенка на торте — заявление, что в гаранты обмена привлекается простой народ.
Для жителей планеты это был комплимент. Подарок. Доверие, которого от аристократов не дождёшься. Лира показала, что они ровня дворянам, что их мнение важно и ценно.
Любимая и так была своей, но теперь стала всеобщей любимицей. Если бы мы жили в федерации при демократии, то, уверен, появились бы лозунги: «Иллирику в президенты!».
Хех, кажется, я знаю, кто будет следующим председателем дворянской палаты. Только, Лире это не нужно.
Автобус медленно опустился к самой земле где-то за километр до Лиры, и поплыл вдоль людского моря. Над ним, на разных высотах, парили БАГи планетарных войск. Боёв в городе Палыч решил не допускать.
Антиграв остановился в каких-то пятидесяти метрах. Дальше просто не пустили бы. Из него вышел слуга Ракс, и направился к Иллирике. В это время за его спиной открылась пассажирская дверь, и оттуда вышло двенадцать человек. Ещё двоих они достали на носилках. Народ загомонил.
Четырнадцать! Да, народ заулюлюкал: Раксы не оказали помощи раненым, даже издалека было видно, что состояние у них плачевное. Одежда изодрана, на лицах множество ран и кровоподтёков, а тела явно носят следы жестоких пыток. Но это всё ожидаемо. Мы готовились к подобной картине. Вопрос был в другом. Откуда четырнадцать человек⁈ Кроме молодых гвардейцев там были мужчины более почтенного возраста. Откуда? Неужели не всех убили?
Кинувшийся к пленным Дементий, судя по реакции, всех признал. До того уж радость на его лице была неподдельная. Да что радость, здоровяк рыдал от счастья, и не скрывал этого.
Бывших пленников тут же проверили на взрывчатку, и увели внутрь дворянской палаты. Оттуда была всего пара кадров, как бригады медиков начинают оказывать помощь раненым и проверять остальных.
— Мы выполнили требования, ждём вашего ответа, — надменно произнёс слуга Ракс, на камеру. Он даже не посмотрел в сторону Иллирики.
Лира промолчала, лишь махнула рукой Окуневу. Тут же зазвучала барабанная дробь, открылись створки подземной парковки палаты, и оттуда стали выходить колонны гвардейцев. Всё же их не стали раздевать до нательного белья. Форму оставили.
Заиграл тревожный марш. Начался парад побеждённых.
Они шли мимо толпы. Лица хмурые, взгляды устремлены в землю. Редко кто поднимал глаза, чтобы осмотреться. В них не летели помидоры и яйца, нет, до такого никто бы не опустился. Но осуждающий шум толпы сопровождал их всю дорогу до взлётных полос космопорта. Подогнать транспорт Раксам разрешили только туда.
— Мы выполнили свои обязательства, — сообщил Окунев, когда последний гвардеец покинул палату.
Слуга Ракс не отвечал. Он рассматривал Лиру. Смотрел пристально, тяжело.
Любимая выдержала эту игру. Глядела бесстрастно, ровно, лишь в самом конце мило улыбнулась. Народ от этого закричал пуще прежнего, а слуга развернулся и посмотрел в сторону.
— Отпустите председателя, — потребовал он.
Камеры журналистов не последовали за его взглядом. Будто им кто-то запретил снимать в той стороне.
— Его никто не держит, — насмешливый голос Деда не оставил сомнений кто там, и почему журналисты туда не смотрят. — Он сам не хочет уезжать, даже уговорил его семью в гости позвать.
