– О, как! От самого, значит, – боковым зрением Зигфрид оценивал силы потенциального противника.
Слава сжался, приготовившись к драке. Кэт беспокойно ерзала, пожираемая взглядом какого-то толстого коротышки с выпученными глазами. Тот буквально раздевал ее взглядом и облизывался, словно хотел сожрать целиком. Неожиданно свое слово вставил Грин, заявив:
– Они со мной!
– Что? – чернокожий театрально встрепенулся, повел носом, не глядя на Грина. – Что-то здесь завоняло… Никто не чует? – он сделал вид, что заметил пьяного «ученого», и радостно оскалился. – А, вонючка, ты здесь? Я же запретил тебе появляться на Привозе, пока ты главный ветряк не починишь!
– У меня разрешение Смотрящего! – севшим голосом возразил Грин. Гонору у него резко поубавилось.
– А я здесь как раз за него, – сообщил чернокожий. – Если через минуту я буду все еще ощущать твою поганую вонь, я твои кишки на этот самый ветряк намотаю.
Грина как ветром сдуло. Внимание черного главаря было снова обращено на чужаков.
– А если мы откажемся? – поинтересовался Зигфрид. – Я лично Смотрящего вашего не знаю, может, он мне неинтересен как личность.
– Слушай, умник! От его приглашений никто не отказывается. Не хочешь идти сам – мы принесем ему твою голову.
Среди бандитов возникло легкое оживление. Книжник с ужасом услышал знакомый звон боевой стали, вынимаемой из ножен.
– Э, погоди! Чего ты такой резкий – сразу голову. Я просто не привык вот так, с ходу. А в гости зайти – отчего же, можно… – Зигфрид обернулся к остальным: – Никто не против в гости зайти? Тут теплый прием обещают.
– Я бы не пошел, – тихо сказал Слава.
– Ну а я зайду, пожалуй. Гляди, какие у него ребята – лихие, крепкие. Нам такие и нужны. Глядишь, он с нами поделится.
– Он ни с кем никогда не делится, – сказал Слава. – На то он и Смотрящий.
– Так нам долго вас ждать? – ледяным голосом спросил черный.
– Да идем же. Вот только за еду и выпивку расплатимся.
– Это за счет заведения. Верно я говорю, Скряга? – чернокожий кивнул бармену.
Тот в ответ подобострастно закивал, бормоча вслед что-то вроде: «всегда рад, заходите почаще!».
Они шли под конвоем из десятка человек. На Зигфрида поглядывали снисходительно, как на какого-нибудь дикого варвара. Опасное заблуждение: воин спокойно мог бы положить всю эту компанию, даже невзирая на угрозу того, что может пострадать кто-то из своих. Но вест всегда действовал рационально – или почти всегда. То, что конвоирам во главе с чернокожим громилой казалось победой, на самом деле было хитрой ловушкой, петлей, которую накинул на них сам воин. Встреча со Смотрящим и была его главной задачей в настоящий момент.
Ведь в отличие от Славы, уже почти потерявшего веру в возможность исполнения воли своего отца, вест ни на секунду не забывал об основной цели миссии – добраться до тайной пещеры. Удастся ли предотвратить тотальную катастрофу – другой вопрос, но Зиг не привык бросать дело на половине пути.
Об этом думал семинарист, плетясь за охранниками среди бесконечных груд искореженного металла. Судя по всему, когда-то Морской завод действительно был мощным судостроительным центром. Под ногами тянулись ржавые рельсы, над головой нависали мощные, похожие на гигантских насекомых, козловые краны. Всюду виднелись следы былого величия: огромные ржавые шпангоуты, клепаные куски корабельных бортов с отверстиями иллюминаторов, якоря, цепи и огромные гребные винты, прислоненные к стенам. Не было только цельных кораблей – словно их разорвали и растащили по кускам какие-то корабельные падальщики.
Примерно так он себе и представлял резиденцию Смотрящего за этими суровыми, пропитанными металлом, местами. Он уже не ждал никакого просвета в этом царстве бетона и железа, как вдруг…
Они вышли к бухте.
В небе кружили молчаливые черные чайки и в этот самый момент Книжник забыл про все тяготы и перипетии долгого пути. Ведь он впервые увидел то, о чем даже не смел мечтать всю свою недолгую пока жизнь.
Море.
Нет, даже еще не море – всего лишь кусочек бухты. Даже не большой Севастопольской – всего лишь ее закуток, Корабельную сторону Южной бухты. Но особенная, не виданная прежде синяя вода, с тихими ласковыми волнами, пьянящий воздух, пробивающийся даже сквозь острый запах железа и механической смазки, – все это говорило о том, что перед глазами – частица настоящего бескрайнего моря, которое рядом за поворотом, за Николаевским мысом… Откуда он помнит это название? Откуда в голове проявляется неясными контурами позабытая карта?
Знания. Это и есть его, Книжника, главная сила. Спасибо Кремлевской Семинарии и его главному правилу: прочитал, забыл, когда надо – вспомнил.
– Чего зеваешь? А ну, вперед!
Его несильно подтолкнули в спину. Опустив взгляд, Книжник двинулся дальше. Но теперь был уже не в силах сдержать улыбку.
Он все-таки добрался до моря.
Их привели к небольшому двухэтажному зданию. В отличие от окружавших его мертвых «коробочек» со слепыми окнами, это выглядело вполне сносно. На второй этаж с внешней стороны вела железная лестница с двумя пролетами. Перед ней дежурила пара головорезов, вроде тех, что сейчас составляли конвой. Они перекрыли путь и один поинтересовался у чернокожего без всякого дружелюбия:
– Кого это ты нам притащил, Антрацит?
– Кого надо, Язва. Не твоего ума дело.
– Чужаки, как я посмотрю, да еще с оружием? Ты же знаешь, с оружием пустить не могу. Не велено.
Чернокожий, обретший экзотическое имя, запыхтел, раздувая ноздри. Он, наверное, побагровел бы – если это можно было заметить на черной как уголь коже.
– Сообщи ему, что мы пришли, – процедил он. – И поторопись. Смотрящий приказал доставить гостей быстро.
– Гостей, говоришь? – хмыкнул Язва и нехотя направился к лестнице. – Ладно, здесь ждите.
Быстро поднялся, заглянул за дверь и крикнул сверху с некоторым разочарованием в голосе:
– Поднимайтесь, он ждет…
Поднявшись по ржавым ступеням, они оказались на зыбкой железной площадке. Книжник успел на секунду бросить взгляд в сторону воды – и у него захватило дух: ему показалось, что он увидел часть той большой, да просто огромной, бухты, за которой, как говорят, должен открываться просто невообразимый простор…
Его толкнули в дверь – и сказочная картинка исчезла. Вместо нее возникло просторное светлое помещение, обставленное с неслыханной, просто вызывающей роскошью. Конечно, о роскоши семинарист, выросший в тесной келье на несколько душ, имел весьма смутное представление. В Кремле вообще тяготели к аскетизму, даже князь не кичился богатством. Разве что некоторые бояре, с которыми у него вообще не было ничего общего, имели слабость к излишествам. Так что роскошь он понимал по-своему – когда у одного индивида вещей больше, чем он в состоянии использовать. Главное – бесполезных, не нужных человеку вещей. Как здесь: к чему эта куча ковров на полу, эта статуя, фонтанчик с настоящей водяной струйкой, к чему эти картины на стенах, эти статуэтки и разные красивые безделушки на полках. Все это пригодилось бы в музее, в каком-нибудь кремлевском интернате – но зачем это одному человеку? Этого семинарист никогда понять не мог.
