– Смотри-ка, и этих на ночь глядя куда-то несет, – сказал прапорщик Шартьев. – Я думал, местные уже спать завалились.
– Всюду у Барьера кипит жизнь, – философски заметил Делягин. – Мы ведь тоже сюда… хотя могли бы и поспать.
Микроавтобус припарковался у белого здания научного центра. Шартьев остался на первом этаже, Делягину велели торчать в коридоре и наблюдать. Капитан с Коростылевым постучали в железную дверь. Полковник был здесь впервые, вход в кабинет профессора его не то чтобы удивил, но уж точно заинтересовал.
Баргозов отпер замки и уставился на поздних гостей:
– Чем обязан?
– Это мой непосредственный начальник, полковник Коростылев, – сказал капитан. На этом его миссия была окончена, говорить предстояло полковнику.
Тот шагнул в дверной проем, Баргозов вынужден был отступить, и гости вошли в кабинет.
– Времени у меня мало, – пожаловался Коростылев, – так что сразу перейду к делу.
– Да уж, сделайте милость. Вон стулья, присаживайтесь.
Профессор с большим удовольствием указал бы федералам не на стулья, а на дверь, но выбора у него не было.
– Итак, гражданин Баргозов, – заговорил полковник, когда все расселись у стола, – следствие по делу ОПГ в Лихославле практически закончено. Я думаю, вам будет небезынтересно ознакомиться с результатом. Схема была проста и очевидна. Местные ловчие добывали железы хамелеонов, затем вывозили их, используя транспорт, принадлежащий некоему Гочиеву, ныне покойному. Органы охраны правопорядка закрывали глаза как на это, так и на другие виды преступной деятельности Гочиева, поскольку он пользовался покровительством Дроздевича, представителя МАС в Лихославльском районе. Железы, из которых добывается биотин, – стратегическое сырье, редкий продукт, подлежащий жесточайшему контролю. А здесь, в Лихославле, действовал канал контрабандной поставки.
Баргозов демонстративно зевнул.
– Не понимаю, зачем вы мне это рассказываете. Вы же проверяете мою почту, там нет желез.
– Да, почта. – Полковник выдержал паузу, внимательно наблюдая за лицом Баргозова, но тот не подал вида, что слово «почта» его взволновало. – Почта… Нет. Пока что я говорю о Гочиеве. Он и Дроздевич контролировали подпольный оборот биотина. Давайте начистоту: вы же не все, что удалось добыть и переработать, пересылали почтой?
В глазах Баргозова что-то дрогнуло, взгляд на миг метнулся в сторону, затем профессор, совладав с эмоциями, снова уставился на полковника:
– Если вы полагаете, что кто-то из моих сотрудников под прикрытием работы крутил какие-то свои делишки, прошу провести расследование.
– Завхоза, что ли, сдать собираетесь? – не выдержал Алехин. Завхоз не вызывал у него особой симпатии, но раздражала готовность профессора подставить безобидного, в сущности, пьяницу.
– Я допускаю, – продолжил полковник, не обратив внимания на реплики собеседников, – что коррумпированные чиновники МАС установили в городе правила, при которых приходилось идти на компромиссы, ради того чтобы вам дали возможность заниматься научной деятельностью. Поэтому…
– Вот именно! Я же… – начал Баргозов.
– Поэтому, – повысил голос полковник, – я готов закрыть глаза на ваши махинации, если увижу результат, ради которого создавался этот центр. Предъявите технологию синтеза биотина, и я помогу вам, уголовное дело в отношении вас не будет возбуждено вовсе.
– Биотин? Синтез? – На лице ученого появилась кривая улыбка. – Я уже объяснял вашему коллеге: это невозможно.
– Сектор невозможен, биотин невозможен – так считалось десять лет назад, – отрезал полковник. – Петр Ильич, мы же немолодые люди, мы помним времена, когда ученые занимались тем, что обращали невозможное в реальное.
– Да это просто смешно! – нервно всплеснул руками Баргозов. – Я как ученый заявляю…
– Как ученый вы можете предъявить технологию синтеза. Либо сесть за решетку как преступник. К сожалению, время, как я уже говорил, поджимает. У вас десять дней, по истечении этого срока я дам делу ход. Будут предъявлены показания завхоза, заведующего почтовым отделением, его сына, людей, которым он доставлял грузы… Очень серьезная статья, поверьте.
– МАС не захочет, чтобы я дал показания! Потому что тогда я расскажу о Дроздевиче! Он вымогал биотин, понимаете? – Хладнокровию Баргозова пришел конец, он вскочил, на щеках проступили красные пятна, глаза заблестели.
– Значит, предпочитаете быть застреленным при попытке к бегству? Или чтобы вас нашли повешенным на собственных шнурках в камере? Знаете, иногда охрана забывает их отобрать при аресте, это очень удобно.
Федералы тоже поднялись.
– В посылках не было желез! – выкрикнул Баргозов. – Понимаете? Железы отбирал Дроздевич! Не сам, через Гочу действовал!
– Не было желез, – кивнул Коростылев, – там были «сувениры». Что вы отправляли по своему каналу? Вмаз, хотюн? Вы и без Дроздевича с Гочей накрутили на пожизненный срок… если доживете до суда, конечно. У вас десять дней, начиная с завтрашнего, гражданин Баргозов.
* * *
Сержант водитель свернул со старой асфальтовой дороги на грунтовку. В свете фар мелькали нагромождения бетонных блоков, изломанная в щепу мебель, ржавые трубы и искореженные остовы легковушек. Олег с любопытством глазел по сторонам – так далеко на свалку он еще не забирался, только с дороги ее видел. Справа лился тусклый свет из окон пятиэтажек, слева вдалеке светилась цепочка костров.
Женя проследил взгляд спутника и, перекрывая грохот подвески, стал рассказывать:
– Это здешние пацаны костры палят, вроде как стража. Из Лихославля, бывает, коренные, местные, налетают. У них с пришлыми постоянная битва за право ночью лазить по свалке.
– Зачем это?
– Здесь проще всего хамелеона встретить, нравится им свалка. А еще дальше, по другую сторону Шанхая, узбеки вольеры устроили, крыс разводят. Я тебе говорил, помнишь? Вроде как на живца ловят. Крыса – млекопитающее с высоким уровнем интеллекта и отличной приспосабливаемостью, хамелеонам нравится.
Водитель остановил грузовик и обернулся к пассажирам:
– Всё, пацаны, я дальше не поеду, а то местные стекла побьют. Отсюда пехом дойдете?
– Дойдем! – кивнул Женя.
Олег выбрался первым и помог спуститься хромому спутнику. Грузовик сдал задом, въехал в кучу покрышек и развернулся, а лаборанты побрели к бледно светящимся рядам окон жилого массива. По дороге Олег рассуждал:
– Этот пустырь – все равно что полигон, здесь можно новичков обучать. Только искажений нет. Зато вонь стоит такая, что сознание потерять можно. Давай, когда все кончится, бетонной стеной свалку огородим, наподобие Барьера, будем туристов возить, Гришку гидом назначим. Гражданам можно соврать, что это уже Сектор.
