– Люди! Мы люди! – оскалился молчавший до этого корноухий.
– Мужиков крепких еще трое, помимо вас, будет? Фраза, что они крепкие мужики, им понравилась. Даже взгляд как-то потеплел. Они вильнули хвостами, мол, полно мужиков. Но что-то меня насторожило. И я повторил вопрос:
– Мне надо на ту сторону речки. Где переход есть, знаете? Мост?
Эх, зря я пса отпустил, расслабились, отвечать не хотят.
– Знаем, но не пойдем… Я внутренне зарычал.
– Суки!
– Ты вожак, можешь убить любого из нас, но не вести на погибель народ. Не пойдем.
– Какую погибель?
– …Там, за переходом, погибель. Там всех убьют.
– Кто? Чего вы боитесь? Струсили?
Шерсть поднялась на загривках. Обиделись псы и разозлились.
– Наши братья… погибель… смерть… обратной дороги нет. И была в этом ответе такая застарелая обида и ненависть, что я сразу сообразил. Вот оно что! Значит, там их родина…
– Ладно, но до моста вы меня доведете. Слышали, блохастые?!
Блохастые глядели исподлобья. Плевать я хотел на ваше недовольство. С вами или без вас, но до цели я доберусь!
* * *
Туман оборвался резко, словно кто штору отдернул. Друзья, рысью бежавшие по железной дороге, остановились, изумленно оглядываясь. Лес, окружавший дорогу, разом пропал вместе с туманом. Да и тумана не было. Позади, вместо леса, залитого туманом, было необозримое поле. Ровная, аккуратно уложенная шпалами дорога, по которой только что пробежались друзья, тоже отсутствовала. Теперь она представляла собой чуть заметную насыпь, развалившуюся налево и направо диковинным зверем. Рельсы топорщились и вздымались в небо, завитые, как стружка под рубанком. Но это метров на сто позади, а дальше картина была еще причудливей. Обгоревшие шпалы смотрелись небрежно разбросанными спичками, вывалившимися из кармана великана. Причем великан был сильно пьян, и заносило его крепко, поскольку шпалы и причудливо гнутые рельсы торчали в совершенно неожиданных местах. Николай подергал за рукав Руслана:
– Глянь…
Руслан обернулся, чтобы лицезреть открывшуюся перед ними картину. Впереди тоже было на что посмотреть. Неподалеку, где рельсы еще не взбесились, а лежали вкривь и вкось, по обе стороны насыпи валялись сжатые и скомканные железные домины, в коих угадывались остатки железного змея.
– Мама дорогая! Кто это так?!
– Пойдем посмотрим поближе.
– Рус, мне не по себе… Мне почему-то кажется, что дороги назад больше нет.
– Наверное. Но сейчас это не важно, важнее то, что впереди.
Впереди моросил дождь. Позади, впрочем, тоже. Серое тусклое небо неспешно и скупо сеяло на желтую глинистую землю. Друзья скользнули вниз по насыпи и обогнули смятый в гармошку вагон. От зеленой краски, некогда покрывавшей вагон, ничего не осталось. Сначала она, видимо, облупилась от удара – в тот момент, когда железо корежила и сминала непреодолимая сила. Потом она горела вместе с содержимым. А то, что оставалось, смыл бесконечный дождь и обглодала ржавчина. И всё же каким-то непостижимым образом зеленый цвет угадывался в ржавых останках. Он притаился в складках покореженного металла, в уголках швеллеров и рам, в израненном боку вагона, на котором вагон лежал. И зелень эта пробивалась вместе с травой и кустарником, через дыры от ржавчины и оконные проемы. Руслан вскарабкался на остов и заглянул в пасть окна. Внутри было темно и сыро. Пахло гарью, ржавчиной и смертью. Этот застарелый запах, казалось, навечно поселился в темноте.
– Чего это? – спросил Коля, приглядываясь к кучке черной золы.
– Люди это, Коля, люди. Вон берцовая кость торчит, а то череп на тебя смотрит.
– Видал я смерть, но чтоб такую…
– Они убегали от нее со всех ног, как могли. Но не успели.
– Интересно, а тот змей, что нам в тумане попался, успел?
– А бог его знает. Сдается мне, что он там, в тумане, и остался. И люди в нем ни живы, ни мертвы…
– Говорил тебе, обойдем болото. А ты – напрямки пойдем, напрямки…
– Лис! Ты с больной головы на здоровую не перекладывай! Или запамятовал?
Николай скромно промолчал, делая вид, что приглядывается к останкам.
Спрыгнув с вагона в чмокающую и расползающуюся под ногами глину, Руслан мельком взглянул на мятую громадину второго вагона, задравшего колеса к небу. Третий вагон лежал поперек насыпи, перегораживая обзор. Остальные, с десяток примерно, валялись по ту сторону дороги.
– Нечего тут смотреть, – констатировал он и махнул Николаю спускаться.
Лис с опаской спрыгнул, но, как ни старался, все же поскользнулся и упал.
– Ёкарный бабай!
– Сомневаюсь, что это его работа.
– Ты про что? – спросил Коля, поднимаясь и отряхиваясь от грязи.
– Про всё. Такое ощущение, что змею этому кто-то пинка дал. А потом поджег.
– А-а… Ты как хочешь, но не нравится мне эта пустошь кругом. Ни единого деревца. На ночлег где останавливаться будем? До темна недолго осталось. А в этих железяках ночевать я не собираюсь.
– А по-моему, у нас целый день впереди, – Рус обернулся к Николаю, – ты разве еще не понял?
– Понял, только странно это все… Лес пропал, шли – темнело, а тут непонятки полные.
– Непонятки были в тумане. А тут как раз всё проясняется.
Лис поднял глаза к серому тоскливому небу. Мелкие капли дождя бисеринками усыпали лицо и стекали, прятались в бороде.
– А по-моему, даже и не думает проясняться. Давай перекусим, что ли?
– Давай, – кивнул Рус, – змея обойдем да место посуше выберем, где присесть.
Перебравшись через насыпь на другую сторону, они внимательно осматривали вагоны, но внутрь не лезли. Внутри вагонов обитала всякая живность. Острый охотничий слух улавливал разнообразные шорохи и писки. Вот вспорхнула стайка перепелок. Рыжая тень мелькнула в траве.
– Вон твоя сестра побежала!
– Где?
– Да вон по траве рыжий хвост стелется, – улыбнулся Руслан. Наличие дичи его радовало. Значит, жить можно. Не пропадем, подумал он.
Лис фыркнул и демонстративно отвернулся. Впереди виднелся сам тепловоз. Он, как ни странно, с пути сошел, но не опрокинулся, а зарылся в землю, воздвигнув перед собой целый пригорок. Уцепившись за поручни, друзья поднялись в кабину. Она оказалась пуста.
– Слава тебе господи, хоть здесь костей нет. Тут и перекусим, – сказал Руслан, скидывая с плеча лямку мешка.
На обед была вареная оленина с пучком травы вприкуску.
– Жаль, – прошамкал Николай с полным ртом.
– Чего жаль?
– Черемша завяла уже.
– ?
– Сочности нет никакой.
– Ага, сходи свежей нарви.
– Сдается мне, что не растет она тут. А если и растет, то время прошло. Нутром чую, Рус, что осень тут или того хуже.
