– Апофеоз… – покачал головой Кровник. – Ну-ну…
Генерал дернул щекой:
– Была как-то версия, что Железный занавес, Берлинскую стену и все остальное выстроили только затем, чтобы не допустить расползания нелюдей за пределы СССР. Доля правды в этом есть. Процентов девяносто девять с половиной. А внутри страны? Разве могло это мудачье открыто заявить: мол, граждане! Соблюдайте спокойствие! Ожившие мертвецы по ночам ходят по улицам и пьют вашу кровь! Но мы их скоро всех переловим и уничтожим! Нет… никто так не стал бы говорить… Просто устроили тотальную бойню, борьбу с какими-то надуманными Врагами Народа… и настоящим Врагам Народа это было на руку… им нельзя было светиться. Они шифровались, и очень грамотно. Они вообще все грамотно сделали. Стали частью городских сказок-рассказок. И к концу семидесятых американская резидентура уже стала догадываться кое о чем, стала какие-то обрывочные сведения передавать своим… этим… как их…
– Мля… – сказал Кровник. – Ну и что?
– Ну и однажды на контакт с агентурой ЦРУ вышли некие господа и стали говорить об особом пути России. Об особом пути России за последние сто лет говорили многие. Но эти были настолько убедительны, что через время в Москве появились другие агенты. Агенты того самого тайного мирового правительства. Они тоже встретились с этими господами.
– Млять… – сказал Кровник. – Некие господа… кровососы что ли?
– Да, – Черный кивнул. – Бароны.
– Бароны… – Кровник смотрел на канистру со спиртом. – Ну и?
Полог откинулся.
– Можно, товарищ генерал? – густой мужской бас снаружи.
– Входи! – кивнул Черный.
В палатку вошел толстяк в спортивном костюме. От него пахло только что выкуренной сигаретой.
Кровник перестал жевать: в руках у толстяка был кейс.
– Уже? – спросил генерал, вытирая руки о грудь. – Получилось?
– Нет, – сказал толстяк и поставил чемоданчик на стол.
– Иван, ты меня удивляешь, – генерал удивленным не выглядел. – Ты же тот человек, который открывает все что закрыто, так?
– Ебстественно, – сказал Иван.
– А этот чемодан не знаешь, как открыть?
– Понятия не имею.
– Почему?
– Наверное, просто потому, что я не знаю, как его открыть.
– То есть, его невозможно открыть?
– Может быть и так.
Генерал вдруг улыбнулся и поднял правую руку:
– Привет! – сказал он.
Кровник обернулся: никого.
Толстяк даже не шелохнулся.
– Я могу идти? – спросил он.
– Иди, – генерал отвинтил крышку на канистре. – Свободен…
Он повернулся к Кровнику:
– Пей!
В палатке юных сестер милосердия тихо и чисто.
Все девочки на занятиях.
Дежурная Сонечка Парфенова с ярко-красной повязкой на рукаве прошлась по рядам между кроватями. Подмела пол. Аккуратно протерла пыль на иконостасе в углу. Перекрестилась.
Настрогала топором лучинок с большого полена, разожгла самовар. Приготовила небольшой бумажный пакет с сушеным шиповником. Присела с книжкой у стола, раскрыла завернутый в старую газету томик Пушкина: «Капитанская дочка». Успела прочесть пару абзацев и услышала шаги. Сонечка, отложив книгу, встала. Вошли двое: Саша Семенов и незнакомая девочка в мешковатой одежде не по размеру.
– Здравствуй Соня, – сказал Саша. – Товарищ генерал приказал к вам определить. Спальное место выделить.
Сонечка кивнула, улыбнулась новенькой:
– Здравствуй. Я Соня. А тебя как зовут?
– Она глухонемая, – Саша переминался с ноги на ногу. – Так товарищ генерал сказал…
Соня поманила девочку за собой, усадила на свободную кровать рядом со своей. Подумав пару секунд, протянула собственную любимую куклу Катю. Гостья осмотрела куклу, но в руки не взяла. Соня оставила Катю на подушке. Заметила, что Саша все еще топчется у входа.
– Рядовой Семенов, чаю будете? – спросила Соня, улыбаясь уголками губ.
– Сладкий? – Саша осторожно выглянул из палатки наружу, нырнул обратно и кивнул. – Буду.
Они присели за стол. Граненые стаканы с кипятком жгли пальцы.
– Хороший чай, – вежливо сказал Саша.
– Да, – кивнула Соня. – Из самовара всегда вкуснее…
Она сидела, прямая как палка. Он не знал, куда девать руки.
Предложили чаю новенькой – никак не отреагировала. Не шевелясь, глядела на них со своего места.
– А что вы сейчас изучаете? – спросил Саша.
– На той неделе закрытые переломы повторяли, а сейчас огнестрелка… а вы?
– Мы уже все изучили, – важно сказал Саша. – Наш взвод из «учебки» скоро переводят… будут в казаки принимать. Будем в боевых действиях участвовать. Сегодня вон в Свободном Борьки Иванова подразделение в трех боестолкновениях участвовало. Их теперь в любой момент по боевой тревоге поднять могут.
– И тебе хочется?
– Конечно, – кивнул Саша. – А тебе нет?
Соня покачала головой:
– Нет. Не хочется. Я крови боюсь.
Саша поставил свой стакан на стол:
– А зачем на сестру учишься?
– А на кого тут еще учиться?
Саша подумал:
– На снайпера.
– Спасибо, – сказала Соня, – не надо… Лучше пока сестрой милосердия…
– А кем ты хочешь быть?
– Музыкантом… – Соня смотрела в скатерть. – Как мама… Была…
Саша отодвинул свой стакан и встал.
– Спасибо за чай, – сказал он. – Мне бежать нужно… Я дежурный сегодня в штабе…
– Я знаю, – Соня тоже встала со стула. Саша нацепил головной убор и приложил руку к козырьку:
– Честь имею!
Соня присела в реверансе:
– До свидания, господин офицер.
Они захихикали.
– Пока! – бросил Саша и вышел из палатки. Сунул голову обратно:
– В субботу на дискотеку пойдешь?
– Ну не знаю… – сказала Соня и покраснела.
– Я пойду, приходи!
– Ну не знаю… – Соня покраснела еще сильнее.
– Ладно! – Саша махнул рукой. – Пока!
– Пока, – сказала Соня.
Саша исчез. Она быстро глянула в сторону новенькой: сидит, как и сидела, в той же позе. Смотрит.
Соня достала из своей тумбочки, из укромного местечка большую шоколадную конфету. На ярко-голубой обертке был изображен мужчина в старинной одежде и написано «Гулливер».
