– Не пойду сегодня в школу. Надо прийти в себя, – промямлил я, вяло цепляя на вилку макаронину.
– Я уже поняла, – кивнула мама, встала и убрала свою тарелку в посудомойку. – Приходи. Думай. А я пошла на работу.
– Ты ж вроде сегодня выходная?
– Заказ. На дому. Да, кстати, тебе вчера снова звонила та девочка, которая высокая. Спрашивала, все ли у тебя в порядке и куда ты делся.
Мама, говоря это, стояла ко мне спиной, выставляя на посудомойке режим, но я почувствовал, как она довольно улыбается, и покраснел.
– Ты ей нравишься, – заключила она.
Они что, сговорились?
– Давай не будем обсуждать эту тему, – вспылил я.
Мама развернулась и пожала плечами:
– Хорошо, не будем. Но другая девочка, которая, как ты говоришь, с белыми волосами, не звонила. Пока, я убегаю!
Я чмокнул ее в щеку, и она убежала, оставив меня в глубоком смятении.
Да, мама у меня тот еще кадр! Надо же, так уколоть, и как-то мимоходом. Не придерешься – сказала чистую правду.
Следующая мысль заставила задуматься: она не хочет, чтобы я встречался с Бэль?
Да, не хочет. Чтобы понять это, не надо быть семи пядей во лбу. Ей не нравится мысль, что у меня будут какие-то отношения с аристократкой. Эмма не из бедной семьи, но она – средний класс, а Бэль – высший. Почему?
Так, мама против того, чтобы я ввязывался в какие-либо дела с высшим классом, при этом четко обозначая, что уровень Долорес приемлем. Означает ли это, что я сын аристократа, а она не хочет, чтобы я допускал ка кие-то ошибки, подобные той, что допустила в молодости она сама?
Возможно. Да, она не знает Бэль, ее семью, но она муд рая и сталкивалась с аристократией. Если моя версия верна конечно же. А сейчас пытается таким вот ненавязчивым образом уберечь меня. Об этом стоит задуматься.
Mierda! Она это специально сделала! Точно знала, как отреагирую, и потому произнесла это вслух! Теперь я не могу нажать «Entrada»! Самую простую иконку, запускающую самый простой поисковик!
Я откинулся на спинку кресла и вымученно вздохнул. Ай да мама! Ай да… Мудрая женщина!
Планшетка, оставленная Эммой, с перечнем представителей знати, имеющих белые волосы, свернулась в капсулу, которую я бросил в ящик стола. Надпись «princesa Isabella» на экране сияла еще несколько мгновений, затем я нервно смахнул ее рукой, обнулив данные ввода. Mierda! Mierda! Mierda! Как все достало!
Встал, заходил по комнате. Люблю ли я Бэль? Да, люблю. Любая мысль о ней вызывала непонятную боль, которую не описать, не передать словами. Мне хотелось выть, рвать и метать, пробить кулаками стену, и только осознание бесполезности удерживало от глупых поступков. Я не просто люблю ее. Я ею болен!
Мне становилось не по себе при воспоминании о ее волосах, вкусе губ. Ее эротическое шоу в воде. Да, она не девочка, далеко не девочка, мягко говоря, раскованна, но где на этой планете найдешь паиньку? Потому пусть меня и мучают уколы ревности при воспоминаниях о происшедшем на том озере, но в целом это задевает мало. Главное – понять, что будет дальше, нужен ли я этой девушке или не нужен? Любит она меня или не любит?
Эти дни, пока шли тренировки, Бэль как-то отошла на второй план. Я думал о ней, эти мысли всегда были при мне, но, что бы ни делал, я будто понимал, что это действие – ступенька, шаг к ней. Меня, сильного, способного защитить от всех невзгод, она полюбит непременно! И простит. А что теперь?
Может она оказаться принцессой? Учитывая, что ее охраняли мужчины? На девочек я насмотрелся за две недели, примерно представляю, как это должно выглядеть, но ее охраняли не девочки!
Может. Все равно может. Но изменит ли ее статус что-нибудь, окажись он реальностью?
«Нет, не изменит», – ответил я сам себе. Не важно, кто она, главное, как относится ко мне. Но найти ее и спросить об этом страшно!
Ей двадцать один. Родители не могут наказать ее, заперев дома, не давая выйти на улицу. В шестнадцать – возможно, в восемнадцать – маловероятно, но в два дцать один такую боевую девчонку родительский запрет не удержит. Значит, она не хочет меня искать. Таким образом, я для нее – игрушка, с которой было интересно, но которую можно забыть за ненадобностью. Она – аристократка, а для аристократов простые люди – сор.
Поэтому я боюсь, поэтому рука стерла имя из поисковика. Мне страшно, найдя ее, получить честный ответ.
Нет, я, конечно, тот еще кабальеро, сижу и жду, пока прекрасная сеньорита сама меня найдет. Позорище! Но с другой стороны, не уверен, что мозолить ей глаза – удачное решение. Лучше никогда не встречаться, чем уйти как побитая собака, услышав: «Хуанито? А, да, вспомнила тебя! Было дело, гуляли. И что тебе нужно?»
Маленькая Гавана. Когда-то здесь жили кубинцы, переселенцы с острова Свободы, но очень давно.
Империя никогда не была однородной, в ней всегда существовали противоречия населяющих этносов. Кроме оси противостояния испаноязычных провинций с португалоязычной Бразилией, там всегда находились недовольные малые народы, не получившие прав полного имперского подданства, например гаитяне, ямайцы и жители экзотического северо-востока континента. О противостоянии и борьбе за независимость африканских владений помолчу, на то они и владения, чтобы не иметь прав метрополии. Кроме того, внутри Бразилии и испаноговорящих провинций всегда существовали свои трения. Жители Рондонии или Сеары, например, терпеть не могут представителей Мату-Гросу или Сан-Паулу, а чилиец и уругваец с удовольствием будут болеть за команду далекого Севера, даже из Бразилии, если она играет против аргентинского «Эстудиантеса».
Первые поселения на Венере полностью отражали пестрый национальный состав колонистов: венесуэльцы кучковались с венесуэльцами, перуанцы с перуанцами, а бразильцы с бразильцами (последние, впрочем, забывали о внутренних распрях, в отличие от остальных). А кубинцы селились только рядом с кубинцами, чужаки в их первых поселениях не приветствовались.
Так прошло столетие. Колонии росли, ширились, и небольшие поселки строителей и горняков полуподземного типа ушли в прошлое, уступив место более рентабельным огромным куполам. Нации были вынуждены перебираться в них, жить друг с другом в тесном соседстве, бок о бок, постепенно смешиваясь и забывая старые дрязги. Конечно, для этого потребовалось еще сто лет, но на что только не пойдет бизнес ради прибылей, даже на насильственную ассимиляцию людей.
Единая нация, «венериане», сформировалась совсем недавно, чуть больше ста лет назад. Этот процесс был ускорен многими факторами, не только строительством больших куполов. «Кубинцами», «венесуэльцами» и «эквадорцами» стали называть переселенцев, только-только прилетевших со старушки Земли, в пику относительно единой нации аборигенов, но названия районов и кварталов остались прежние.
