И без того осторожные, три командира теперь двигались как по минному полю, выверяя каждый шаг отряда. Скаутские дозоры были усилены и выдвинуты еще дальше вперед. Появились "стоячие" – совершенно необычные вертикальные приспособления на спинах дромов, куда отаруги время от времени забирались чтобы обозреть окрестности с остановленного животного. Но несмотря на охранение скаутов, глаза элитаров постоянно были прикованы к горизонту.
Дар же имел собственную "разведку местности". Высланный далеко вперед какор не оставлял понятных танграм следов, но предоставлял своему хозяину все преимущества высокой технологии. Извлекая наглазник из боковины латнира, Дар, под взволнованные взгляды тангров, пристраивал его в глубокой глазной впадине тангра, уцепляя крепежи на носу и за ухом. Оно было похоже на сложный монокль без металлических частей, блестевший в центре прямоугольным непрозрачным стеклышком. Небольшие резиноподобные пластины от него касались брови и немного щеки. Видно было хорошо – точно от глаза робота. Глядя через "монокль" и общаясь с шарки какора, Дар знал что не было случаев, чтобы тот встретился с б'рванцами. Но несколько раз Дару удавалось наблюдать его глазами далекие клубы пыли у горизонта. Размер пылевых следов был очень внушительным.
"Глаз железного друга" вызывал почтительные кивки элитаров, они внимательно выслушивали рассказы обо все что он видел. Не шутка ведь: передавать информацию без слов на такое расстояние! Дар чувствовал, что его авторитет Древнего рос с каждым днем.
Карта, полученная от "Карасса" была единственным путеводителем по б'Рвану, если не считать неких туманных высказываний Куаргира и его соплеменников. Но кх'Отрия была так далеко отсюда… Геологические и природные объекты на карте были отражены безупречно, а вот насчет населенных пунктов порой возникали проблемы. Дважды идущие впереди скауты натыкались на маленькие города, и тогда отряду приходилось срочно огибать их с приличным крюком, чтобы остаться незамеченными.
Ночные стоянки были тревожны. Тангры спали посменно, и бодрствующие скашивали шиташами сухие травы вокруг, чтобы кормежка прожорливых дромов не отнимала и утреннее время. Отоспаться потом можно было и на ходу.
И все же им везло – они беспрепятственно продвигались вперед. Задуманное исполнялось – с каждой минутой отряд приближался к звездолету Древних, скрытому под неспешными водами Эрны.
+ + +
Голубые вершины Лахирда были еще видны над горизонтом позади, жаркая дрожащая дымка Эбирройской равнины скрадывала их очертания. Небо над ними темнело, словно далекая туча намеревалась накрыть неприступные вершины. Не та ли это туча, молния которой вышибла Дара на девять дней в прошлое?
Пряный степной ветер был настойчив, выдувая из памяти недавние события в горах. С трудом верилось что еще несколько дней назад он шел по колено в снегу, пряча лицо от холодного ветра. Ныне он прятал лицо от ветра горячего.
Отряд двигался молча.
Дневная жара не располагает к беседе. В эту пору люди предпочитают скрываться в тень, а тангры становятся чрезвычайно немногословны. Хотя… кто знает, что была бы для человека эта температура?
Дар заинтересовался. Как провести знаки равенства? Чем измерить?
Невольно вспомнилась высадка на Цу-Рецц и ветры черно-оранжевых пустынь.
Пожалуй, там было слегка пожарче, – усмехнулся Дар. – Хоть маленькие реццы и мерзли в пушистых белых шубках… Интересно, какая у них температура тела?
Все было относительно… Может статься жара тангров – легкая прохлада для человека? А сами тангры – по колено школьнику?! А может наоборот, двухметровый Бторога – по пояс Ходвату?
Дар задумался, сравнивая, и пытаясь на основе собственного опыта сделать трудный вывод. Но не было точек опоры.
Что делает существ разными или равными?
Как измерить степень равности?
Как определить ступени разности?
Ответов, конечно, не было.
Взгляд его поднялся выше, охватывая глубокой синевы небо, прекрасное в обрамлении снежных облаков, но готовое в любой момент изрыгнуть небесную лодку врага.
Восприятие реальности было щемяще-острым, сладко-проникновенным. Что-то из его тангрового естества, чувствующего неразрывные связи – с кланом, с цнбр, со всем этим огромным миром Рортанга.
Дар вдруг ощутил, не понял умом, а именно прочувствовал: он здесь – ксенолог. Не меньше Манолы или Корнвэлла, а может и куда больше. Один, без ничьей поддержки, он соединяет оба мира. Только задача куда сложнее. Мало заключить договор с чужаками. Надо еще найти своих. И еще знал: его контакт самый необычный. Потому что он носит его внутри, как беременная женщина носит в себе другое существо. Ему выпало соединить в себе и человека, и этот странный симбиоз тангра и цнбр. Загадочный тройственный союз, дающий чудесное преимущество. Преимущество познать себя "в шкуре" чужака, почуять чем он живет, чем дышит, каковы его тайны и надежды… Как знать, смогли бы Корн или Манола разгадать загадки тангров, их неразрывную связь с разумной травой, сложную многоступенчатую логику их поведения? Или получили бы шиташ в горло при первом же вопросе о цнбр?! Как ни крути, он, Дар Петлюгин – ныне ходячий Контакт, мечта всей ксенологической братии Союза Семи Миров…
Вспомнив ребят, Дар помрачнел. Огненная смерть Манолы, исчезновение Корнвэлла, утянутого реццами прямо из под его носа… Какой он браттар теперь – единственно выживший?! Вспомнилась вспышка взрыва, погубившая малоулыбчивого Нуитаву и его забронированный шлюп номер семнадцать…
"Ничего нет плохого в смерти воина", – сказала в нем душа тангра. – "Они погибли достойно, не проявив трусости и стремясь помочь своему клану!"
"Нет", – сказал душа человека внутри него. – "Ксенологи не воины".
Он задумался, и ум тангра оценил это более взвешенно:
"Да, они были скорее женщины, чем мужчины".
"Тебе не понять", – сказал человек.
"Отчего же? – ответила тангровая часть. – "Они надеялись заболтать и уговорить чужаков. Они были согласны петь и танцевать этим реццам. Корнвэлл даже хотел отдать свою жизнь без борьбы. Просто женщины!"
"Не надо так примитивно", – попросил человек. – "У них была причина поступать именно так…"
Дар с удивлением присматривался к этому обмену рефлексиями внутри себя. И вдруг заметил еще одного свидетеля, присутствующего рядом. Нечто невысказанное, необъяснимое словами, смотрело на него изнутри его самого. Оно было совершенно бессловесно, как тень, как призрак, но он безошибочно узнал этот "взгляд". Естественно, цнбр тоже участвовала в разговоре, понимая не слова, а проецируемые чувства и понятия. Она была тем, кто присутствовал всегда и везде, хотя он и забывал порой об этом.