Только вот это была не она.
Его мать умерла, точно также как и Сарашина.
– Ты адепт Хирико, так?
– Естественно, – сказала его мать.
– Тогда выгляди так, как должна, – рявкнул Кай. – Не прячься за масками.
– Я и не пряталась, – ответила Хирико, принимая более знакомый Каю облик. – Я просто пытаюсь помочь тебе расслабиться. Процедура пойдёт гораздо глаже, если ты не будешь нам сопротивляться. Я понимаю, что ты не имеешь представления о рассказанном тебе Сарашиной, но мне нужно до этого добраться.
– Я не знаю, где оно.
– Думаю, это не так.
– Нет, так.
Хирико вздохнула и взяла его под руку, увлекая к пологому склону бархана.
– Знаешь, сколько пси-допросов я провела? Нет, конечно же не знаешь, но их было много. И именно те, кто нам сопротивляется, всегда кончают тем, что становятся "растениями". Ты этого хочешь?
– Что за глупый вопрос?
Она пожала плечами и продолжила так, словно он ничего не говорил:
– Человеческий разум – головокружительно сложная машина, это хранилище миллиардов воспоминаний, воспринимаемых ощущений, ответных реакций и автономных функций. В него тяжело вломиться, не нанеся непоправимый ущерб.
– Так не вламывайтесь, – предложил Кай.
– Хотела бы я иметь такую возможность. Честное слово, – улыбнулась Хирико. – Ты мне нравишься, но если потребуется, я порву в клочья саму суть твоего разума одними голыми руками. В конечном счёте все выдают свои секреты. Всегда. Вопрос лишь в масштабе увечий, с которыми они готовы жить по окончании процедуры.
Они достигли верхушки бархана, и Кай обнаружил, что смотрит вниз на искрящуюся крепость Арзашкуна. Самые высокие башни колыхались в жарком воздухе, и Кай прикрыл рукой глаза, защищаясь от отсверков солнца на его золотых минаретах.
– Впечатляет, – произнесла Хирико. – Но ей не удержать меня снаружи. Даже и на минуту не заблуждайся по этому поводу.
Кай остановился и развернулся кругом, высматривая в песках любой признак того, что они здесь не одни. Ему показалось, что на периферии его зрения мелькнула тень, двигающаяся под песком очень далёкого бархана.
– А где Шарфф? – спросил он. – Он к тебе не присоединится?
– Он здесь, но этим зондажем руковожу я.
Тут Кая озарило, и его лицо пошло морщинками, медленно расплываясь в улыбке.
– Его задача – выдернуть тебя отсюда, если станет слишком опасно, да?
Раздражение, вспыхнувшее в её изумрудных глазах, подтвердило его догадку.
– Ты не знаешь, сможешь ли это сделать, так? – спросил он.
Хирико сильнее стиснула его руку.
– Смогу, поверь мне. Единственный вопрос – в жёсткости процедуры, и тут всё будет так, как ты пожелаешь. Моргнуть не успеешь, как я разрушу эту крепость, разберу её по выдуманным камушкам и воображаемым кирпичикам. Я буду растирать её в пыль и порошок до тех пор, пока ты не перестанешь отличать её остатки от песка пустыни.
Она простёрла свою руку, и самая высокая башня крепости начала разрушаться. То, что казалось твёрдым ещё секунды назад, теперь таяло, становясь дымом и паром. Она щёлкнула пальцами, и ещё одна башня развалилась на части. То, на что Кай потратил годы, чтобы довести его до совершенства, сейчас уничтожалось Хирико в мгновение ока. Проделывая всё это, она искала его взгляд, но глаза астропата были прикованы к чему-то очень далёкому, к тому, что было вылеплено из чёрных воспоминаний и ужаса. Оно прорывалось к ним сквозь песок, как хищник, учуявший запах крови.
Кай почувствовал резкий всплеск давящего ощущения в глубине глаз. Хирико обернулась. Она успела как раз вовремя, чтобы увидеть тёмный силуэт, несущийся к песчаной поверхности. Он появился на свет на волне крови, подобной подземной реке, неистово рвущейся из-под песка пустыни. Она ревела, эта река. Она ревела, она вопила, она наполняла весь мир предсмертными криками и мукой последних мгновений тысяч людей. Она растеклась по пустыне разливом багряного масла, создавая озерца зловонной трупной жидкости во впадинах между барханами и облизывая их склоны, как бурный прилив.
– Твоя работа? – требовательно спросила Хирико.
– Нет, – ответил Кай.
– Прекрати это, – приказала Хирико. – Немедленно.
– Я не могу.
– Естественно, можешь, это же твой разум. Он подвластен твоей воле.
Кай пожал плечами. Разрастающееся озеро маслянистой крови поднималось всё выше, его поверхность шла рябью от движений тысяч рук и лиц, рвущихся снизу вверх. Прежде, Кай всегда боялся этого скрытого чудовища, тех страстей и чувства вины, которые оно в себе несло, но увидев его сейчас, он испытал блаженное облегчение. Вязкая волна катилась в гору вопреки всем законам гидродинамики, и студенистые тела наконец вырвались на поверхность её смердящей субстанции. Рослые и тощие, пышущие вулканическим жаром, с длинными и тонкими конечностями в красной чешуе, они облекались в плоть и кровь, издавая высокие пронзительные вопли. Их вспученные черепа становились глянцевитым, на них формировались рога и распахивались рты, щерящиеся зазубренными клыками.
Да, эти твари были порождениями его памяти, но это не делало их менее опасными в этом царстве грёз.
– Ты что творишь? – требовательно спросила Хирико.
– Я уже сказал тебе, что это не я, – ответил Кай. – Это "Арго".
К ним катилась бурлящая волна чудовищ с чёрными как ночь шкурами. Хирико подняла глаза к небу.
– Вытаскивай меня отсюда, – велела она. – Немедленно.
Адепт исчезла. Волна мрака, которая вздувалась и бурлила, как живой полог вечной тьмы, перехлестнула через вершину бархана, поглощая Кая и затягивая его в пучину, из которой не было спасения.
6
– Что произошло? – властно спросил Сатурналия.
Хирико лежала на полу допросной комнаты с закатившимися глазами, из её носа хлестала кровь. Шарфф приподнял её голову и сделал ей инъекцию прозрачной жидкости через катетер, вставленный в её предплечье.
– Я задал тебе вопрос, – сказал Сатурналия.
– Тихо! – ответил Шарфф. – Я только что извлёк её из враждебного пространства грёзы без соблюдения каких-либо предписанных адаптационных процедур. Её мозг впал в шоковое состояние, и если я не приведу её в себя, мы вообще можем её лишиться.
Сатурналия взвился, оттого что с ним говорили, как с кем-то низшим, но сдержал свой гнев. С тем, что должно воспоследовать за общение с воином Легио Кустодес в неподобающем тоне, можно было и подождать.
– Что я могу сделать? – спросил он.