Моё движение прекратилось на полпути, челюсть отвисла, а взгляд зачерствел от полнейшего замешательства. Ни абсидеумов, ни их Ферруанцев… Я судорожно пытался ухватиться взглядом за несуществующую ниточку! Ни Пыли, ни модулей, ни цоргов, пустыню им вместо кахо! Суливейские массы, спотыкаясь, падая и поднимаясь, бросились в рассыпную от загадочного центра, надёжно скрываемого плотным слоем тел. В память кипятком врезались выражения их глаз – от льющегося кошмара до прогрессирующих опасений любопытствующих зрачков.
– Что там?! – я начинал кипеть от предчувствия последствий хлынувшего в толпы ужаса. – Что там?! – безуспешно взывал к Юве, которая… которая… ослепила… безумной красотой возведённого в идеал хладнокровия! Совершенной непоколебимостью и величием, воспламеняющими любовь с большей силой. Но и безоговорочно отдаляющими её… Красота и холод!.. Притяжение и удаление!
Времени не оставалось, и я подхватил инопланетянку за плечо! Снова и в который раз!.. «Дежавю!» Но Юва решительно вырвалась.
– Какого?.. Что ты творишь?! Бежим отсюда немедленно!
За патрийку ответили бешено дрожащие пальцы, развернувшие голограмму Помощника. Я не верил собственным глазам: любимая открыла свою модель с настройками гормонального фона!
– Что ты делаешь?.. Да что с тобой происходит?! Быстрее! Уходим!..
Система, отслеживающая и демонстрирующая малейшие изменения в организме, мгновенно подсветила Юве одну треть отображаемого перечня. Силой мысли, не медля, любимая задала максимальные значения подсвеченному, а меня охватил ледяной, как её красота, ужас! Немного согнувшись, с жадностью и со свистом заглатывая воздух, указательным пальцем безапелляционно показала мне на автомобиль.
– Уез-жай! Не-медленно! – вторую часть последнего слова милая агрессивно выкрикнула, словно учительница на провинившегося ученика.
На мои глаза навернулись слёзы! Я отчётливо понимал, что же происходит в действительности: Юва из последних сил противится изменениям, в которые неотвратимо погружается вся их цивилизация, превращаясь в абсидеумов. Надеюсь, что лишь отсутствием эмоций, но не красивейшего патрийского мировоззрения…Тем временем возлюбленная с трудом подняла трясущуюся голову и через боль улыбнулась, как могла… Я лишь запомнил, как выкрикнул что-то нечленораздельное – какой-то возглас отчаяния и безысходности. А затем Юва принялась безостановочно кричать:
– Прочь! Прочь!.. П-р-о-ч-ь!
Я запрыгнул в салон, абсолютно не контролируя своё состояние. Впервые за двенадцать лет! Помню, как какой-то суливеец разбил стекло водительской двери… Кажется, я выстрелил плазмой в упор! Припоминаю, как второй с разъярённым воплем приближался… Кажется, я резким движением открыл дверь и сломал ему череп… Я не помню… Не помню! Не хочу помнить!..
Но, как назло, припоминаю: тахометр[8] показывал три тысячи оборотов, а селектор коробки передач находился в положении Reverse, которое предусматривало задний ход. Кажется, двигатель разрывался от полностью выжатой педали акселератора, но автомобиль не двигался с места. Припоминаю, как я заметил в зеркале заднего вида абсидеума с внушительным родимым пятном возле левой брови, который упёрся ладонью в кузов автомобиля. Кажется, его лицо даже не скривилось от титанических усилий, необходимых для противодействия двигателю с двенадцатью цилиндрами! Припоминаю, как я отпустил педаль… Кажется, находящийся справа, на месте пассажира, абсидеум строго, сухо и бегло выпалил:
– Трогай!
* * *
Звон безудержным водопадом обрушивался и безжалостно раздавливал каждую точку помещения, погружённого в приглушённый, угнетающий, но возбуждающий немыслимые потоки агрессии фиолетовый цвет. Капля за каплей – в них сосредотачивались разрывающие в клочья давление и мощь океана как целостной водной массы, внезапно накрывшей голову в одночасье! А затем повторно – со второй, третьей… Десятая капля ледяной тяжестью свиста накрывала веки. Но очередной удар в лицо треском и дьявольскими красками в глазах заставлял покорно испытывать всё заново!
– Эвотоны! Отдай их мне, мразь! – в левую сторону, а затем… в подбородок, от которого фонтаном в стороны разлетелись брызги земной крови.
– Разучился сосать, абсидеумская тварь? – чрезвычайно агрессивно спросил украинец, за что моментально поплатился… Справа, на щеке, которая заливалась красным кровавым терпением, кулак рассёк кожу и выпустил наружу кровавую жижу под душераздирающие крики одессита.
– Эвотоны! Отдай мне их!
Зашкаливающие эмоции абсидеума погружали в трепет своей ровностью, но в то же время обострённостью. В них вовсе не присутствовала изюминка – момент проявления земной души. То, что отличает эмоцию одного землянина от такой же у другого… То, что заставляет магнитом прислушаться или же, наоборот, противоположным его полюсом ослушаться!
Вошедший напарник своим появлением заставил пришельца прекратить избиение. Их взгляды пересеклись и застыли друг на друге: становилось очевидным их общение посредством Вызова. Одессит поднял заплывшие глаза на мерзавцев: однозначно, передавалась какая-то конфиденциальная информация, не предназначенная для земных ушей… Не терпящая отлагательств!
* * *
Абсидеум приложился ладонями к спине безоружной Златы и агрессивно подтолкнул её в направлении сплошной боковой поверхности одесского здания Мирового совета. Пониженная плотность прозрачной стены, располагавшейся с левой от них стороны, позволяла расслышать редкое постукивание капель начинающегося дождя. Ночная тьма за окном надёжно спрятала морской горизонт, осаждённый сплошными слоисто-дождевыми облаками.
В помещении царила тишина, которую разбавляли лишь звуки осторожных шагов патрийки. Мощные вспышки лучей синего цвета, обводкой подсветивших потенциальное отверстие в стене, предупредили о том, что запустился процесс анализа эвотонов подошедшей инопланетянки на предмет наличия разрешения на вход. Злата выжидающе остановилась.
Каждой клеткой спины женщина впитывала возведённое до масштаба Вселенной внимание представителей абсидеумской цивилизации. Возможно, их глаза уже горели в преддверии эвотонирующего расстрела… Возможно, выходное отверстие ствола плазмы каждого из них уже нацелилось на неё…
«Будут проверять не только её, но и нас! – в голове у сдвинувшего брови абсидеума раздались слова другого из них, мысль которого лилась по сосредоточенному лицу, проявляясь в остроте взгляда, периодически проскальзывающем прищуривании глаз и наполненной смыслом мимике, погружённой в океан двусмысленности. – На лояльность!»