весь его экипаж едят одно и тоже. Но не из общей посуды, а порция каждого – отдельная. Еда – вкусная, горячая. Копченая дичь, рыба нескольких сортов, оленина, даже говядина, насколько я понимаю теперь, этот самый картофель. Там я его попробовать не решился, он был в виде такой однородной массы. Каши нескольких видов, свежие овощи, сырые, почему-то.
– А меня напугал огонь, который неожиданно зажег князь.
– А ты обратила внимание, что в зале ни одной свечи не горело? А ярко светились небольшие, с кулак величиной, шары? И было очень светло.
– Да, необычно. И вообще… Да, девочки, идите. Все, достаточно… Я хотела сказать, что сама пара очень необычная. Если у Маргариты заметно проявление уважения и присутствует именно французский этикет, но заметен гасконский акцент, то князь совершенно очевидно его попросту игнорирует. Выговор у него именно дворцовый, много непонятных слов, кланяться и говорить комплементы он умеет, но не любит этого делать.
– У него даже адъютанта нет. У них в гвардии все равны. Его любой гвардеец называет «Рюриком», без каких-либо титулов. Да и не только гвардейцы. Пехотинцы тоже ему не кланяются, даже на колено не припадают. Но воины они отличные.
– Я специально обратила внимание на швы их одежды. Человеческие руки такое сделать не могут. Спросила у княгини, она сказала, что так шьет у них специальная машина. Это уже за гранью: она обметывает очень ровно все швы!
– Что мне очень не понравилось, у князя это проскальзывает: он на нас смотрит, как на дикарей. Особенно, когда он в своей форме, а не в цивильном. Форма, действительно, очень рациональная. И никаких излишеств. Сама она пятнистая, без какого-либо рисунка, разноцветная. А поверх этого у пехоты надеты костюмы белого цвета, чтобы сливаться со снегом. В этом что-то есть, но так войны не ведутся. Он, правда, смеялся на эту тему, что слышал это уже, когда разгромил испанцев.
– Ладно, что мы все о них, да о них! Что они говорят: когда нас отпустят?
– Насколько я понял, тебя никто не задерживал, как и Оксеншерна. Мне было сказано, что меня отпустят тогда, когда будет подписан и утвержден мирный договор. Вот карта:
– Ничего себе, у него и аппетиты!
– Ты понимаешь, эти границы установлены давно, на все есть старинный документ, подписанный еще до объявления Северного Крестового похода. Непосредственно от нас отнимают только Аландские острова.
– А Западная Лапландия?
– Граница там нами перенесена на левый приток Торне, о котором нет ни одного слова в Ореховском договоре. От истока Торне князь провел прямую линию и показал, что она выходит к острову Грютёйя, который позволяет контролировать выходы из двух проливов, соединяющие фьорды Анд и Год с Офот-фьордом, в котором расположен самый северный норвежский город Нарвик. Севернее ни одного города у норвежцев нет, несколько небольших селений, от двух до десяти домов. Остальное население: лопари. Максимальная ширина этого клина – 22,5 лье. Населенных пунктов в этом месте у нас нет. Опять-таки, там живут лопари, они даже не христиане.
– Мне, конечно, дорогой, все это не сильно нравится, но не из-за того, что что-то теряем, а из-за возможной критики со стороны Риксрода! Хотя! Маргарита успела показать мне ткани, которые выпускаются их фабрикой. У меня просто слов не было! Там больше косой сажени ширины. Ты обратил внимание на ее платье? У нее модест, верхняя юбка, не имеет швов, только выточки! Мне, чтобы иметь подобное, требуется приказать сшить вместе минимум шесть клиньев! Да еще вручную, неровным швом! После этого на меня все будут смотреть, как на дикарку! Это надо закупать!
– Мне бы твои заботы, дорогая! Но ты – права, и прав князь Андре, ему, действительно, эта война не нужна. С его-то деньжищами! Для него – это расходы, но для нас война – доходное и прибыльное дело.
– Оксеншерна говорил мне несколько иное, что средств сильно не хватает, и призывал воздействовать на вас, чтобы войны происходили реже.
– Даже так? Тогда они споются с князем. Я получил корону всего 4 года назад, провел несколько кампаний, очень удачно действовал в России, однако закончился порох во время осады Тихвина, впрочем, теперь всё это аннулируется. Даже небольшой отряд князя, действовавший у Пейпуса, позволил князю Петру Пожарскому одержать ряд крупных побед. Кампания против Дании далась очень тяжело, но я в ней одержал блестящую победу, но пришлось выложить крупную сумму денег, чтобы вернуть город-крепость Эльвсборг. Поэтому Оксеншерна и не доволен. Ну, а Кристиан на переговорах нарисовал такую впечатляющую картину, что пока гвардия Андре в России, его можно голыми руками взять. Так ему описал все сам адмирал де Дижон, оставивший службу у принца. По его словам, у князя: четыре фрегата и шесть галеонов, два из которых в Европе. Строит железный корабль, на котором нет батопортов, и на нем невозможно установить орудия. К тому же компас не работает. Вот я и поддался на эту авантюру. Теперь в плену. Зато ты приехала, я совершенно не ожидал твоего приезда.
– Мы получили письма от тебя и князя, когда только подъезжали к Стокгольму. Заочно нас помолвили в Берлине, а свадьбу готовят в Тре Крунур на первое мая, ты заверял Акселя, что успеешь к этому времени вернуться. Меня хотели отправить в Стокгольм, но мне хотелось лично убедиться, что с тобой все в порядке и ты не лежишь в горячке.
– Нога заживает с неплохой скоростью. Ролф, я бы хотел иметь такого ординарца, дважды в день делает мне перевязку. Совершенно медвежьей силы человек, молчаливый. Больше слова из него не вытянешь. Жаль, что он отказался переходить на службу мне! Теперь все зависит от Акселя, и мне кажется, что переговоры пройдут успешно. Аланды? И черт с ними, там сам черт ногу сломит. Жаль, что русские требуют вернуть Эстляндию и Лифляндию, но обещают помочь окончательно решить вопрос с «племянником», который наверняка сейчас начнет активно действовать в Риксроде. У русских на него большой зуб! Они короновать своего Петра не могут, корона сейчас в Варшаве! Мне союз или мирный договор с князем – выгоден. А Акселю удается держать в руках не слишком послушных аристократов. – часы на башне ударили 12 раз, время, конечно, детское, но в дверь опять постучали, вошел Ролф и руками подал знак королю, что его время истекло. Из-за ширмы вышла Мария, подошла к Густаву, позволила ему поцеловать руку.
– Действительно, уже поздно. Мне это все напомнило замок Шарлоттенбург, нашу первую
